Я тебя придумала (СИ)

— Да, — Вейн кивнул. — Из всех Альтерров он был самой выдающейся личностью, не считая, конечно, нынешнего императора. — Немного помолчав, Хранитель добавил: — Интамар был моим лучшим другом, Линн. Я очень любил его. Наверное, почти так же сильно, как я люблю Эдигора.

Я смотрела на Вейна во все глаза, не зная, что нужно сказать. Я ощущала его сейчас, как себя, я чувствовала, как сильно он скучает по давно умершему другу и как гордится своим воспитанником.

— Я всё забуду, да? — вырвалось у меня вдруг. — Неважно, выживу я в итоге после возвращения или нет — я всё забуду. Тебя и Ленни…

Хранитель, вздохнув, шагнул ко мне, и я не успела опомниться, как оказалась в его объятиях. Они по-прежнему успокаивали меня — лучше, чем что-либо другое.

— Знаешь, я долгое время воспринимал весь свой план только как испытание для тебя одной. Но теперь я понимаю, что ошибался. Это испытание и для меня тоже.

Я задрожала, когда Вейн прижался горячими губами к моей щеке. Мне показалось, что я растворяюсь в Хранителе, впитываюсь в него, как вода в губку, меня больше не существует — есть только он, живущий уже много сотен лет с этим чувством, сводящим с ума. Вынужденный быть рядом с женщиной, которую любишь, но к которой не имеешь возможности прикоснуться. И вот теперь — она здесь, рядом, ты можешь обнять её, поцеловать, прижать к себе. А потом отпустить — навсегда, и она всё забудет, но ты — нет… Ты не забудешь.

Где я? Кто я? Господи…

Больно, жарко, невыносимо.

— Линн!

Что это? Кто говорит?

Чьи-то руки подхватили моё напряжённое тело, обняли крепко-крепко, чьи-то губы прижались к моим губам…

И всё прошло. Отхлынуло…

Я — Линн. Вспомнила…

— Прости меня, — шептал Вейн, стирая с моего лица невесть откуда взявшиеся слёзы поцелуями. — Я сам чуть не погубил тебя сейчас. Тебе нельзя настолько сильно погружаться в мои чувства — пусть я и Хранитель, всё же я связан с Эрамиром. Если бы не амулет, отразивший первый удар, ты бы погибла.

— Вейн, — я подняла голову и посмотрела в его глаза. — Скажи, как ты живёшь? Как ты можешь жить с такой безнадёжностью, с такой болью в сердце? Как?

Он улыбнулся, с нежностью погладив меня по волосам.

— Я и сам не знаю. Но как живёт Эдигор, ставя интересы государства выше своих, не имея права хоть на какой-то выбор? Он с рождения считал, что должен стать хорошим императором, и забыл про собственные желания. Как живёт Робиар, потерявший единственную и не имеющий права уйти вслед за ней, потому что он — Повелитель тёмных эльфов? Как живёт Ленни, зная, что проклята матерью ещё до своего рождения, понимая, что завтра она растворится в Источнике без права на прощение и перерождение?

Глядя на Вейна, я осознавала, что он ничего не ждёт от меня, кроме, наверное, понимания. Он знает — завтра я вновь исчезну, и исчезну навсегда, вернусь в свой мир. Да и не могу я принадлежать Хранителю, я люблю мужа.

Услышав эту мысль, Вейн вздохнул.

— Линн, на самом деле ты уже принадлежишь мне, так же, как я тебе. Ты — мой демиург, а я — твой Хранитель.

Я улыбнулась и, обняв его, прошептала:

— Кажется, я поняла, как называется это всё.

— Что?

— То, как вы все жили… и живёте… Ты, Робиар, Эдигор, Ленни…

— И как же? — с интересом спросил Вейн.

Я чмокнула его в щёку и ответила:

— Мужество.

За пределами повествования

Первые амулеты Жизни появились во времена Последней войны, когда измученные ожиданием родственники ушедших воинов хотели знать, жив ли их любимый или уже нет. Кто изобрёл заклинание, запирающее в кристалл частичку сущности того, на кого делается амулет, неизвестно. Заклинание настолько быстро стало популярным по всему Эрамиру, разлетелось на сотни листочков с инструкциями, что никто уже никогда не поймёт, что было первоисточником.