Я тебя придумала (СИ)

Императрица сидела в кресле и вязала что-то для малыша. Ана начала вязать, чтобы отвлечься от чужих мыслей и ощущений, которые преследовали её теперь даже тогда, когда рядом никого не было. Так на неё влиял Интамар. Он, как и мать, должен был родиться эмпатом, только чуть более сильным.

Эдигор остановился подле беременной жены и опустился перед ней на колени.

Дориана подняла глаза от вязания и улыбнулась. Они часто сидели так, вместе, и молчали. Императору всегда было комфортно и спокойно рядом с женой, а сама Ана могла бы сказать, что Эдигор — единственный человек, которого она понимает и так, безо всякой эмпатии. И если бы их спросили, почему у них настолько крепкие и душевные отношения, Дориана и Эдигор ответили бы: «Потому что мы так захотели».

И это было правдой. С самого первого дня, когда Ана поселилась в Лианоре, они пытались построить отношения и сделать их именно такими. Доверие, уважение, поддержка… Была ли здесь любовь? Как сказал Дориане однажды Эдигор, всё зависит от того, что понимать под этим словом. А ещё — от того, во что ты хочешь верить.

— Я горжусь тобой, — прошептал император, положив руку на колено жены. — Никем я не гордился так, как тобой, Ана.

— Что-то случилось? — спросила девушка, убирая вязание на столик. — Почему ты заговорил об этом, Эд?

Он вздохнул.

— Я столько всего говорил тебе все эти годы. Как нужно держать спину, как правильно пользоваться столовыми приборами, какое платье надеть на приём к Старшему лорду, а какое — к Младшему. Как правильно смеяться, как разговаривать со слугами, какие книги читать в первую очередь, что можно рассказывать в письмах, а что нет. Я учил тебя, Ана, воспитывал, я отчитывал тебя и даже иногда хвалил. Но ни разу так и не сказал, что горжусь тобой. Ты, маленькая девочка, сумела убедить весь Эрамир в том, что императрица не просто может, она должна быть мирнарийкой.

— Ещё не весь, — улыбнулась Дориана, сжав в руке ладонь Эдигора. — У меня пока есть недоброжелатели.

— У меня они тоже есть, и всегда будут. Совсем без них невозможно. Но в целом ты справилась с этой задачей. Ты выучилась, ты не сдалась, ты держалась достойно с первого дня пребывания здесь. А знаешь, что меня всегда восхищало больше всего?

— Что?

— Твоя эмпатия. Находиться с подобным даром в постоянном окружении людей действительно очень сложно. Как ты не сошла с ума под таким количеством чужих эмоций?

Подавшись вперёд, Дориана осторожно обняла мужа, и он погладил её по голове, словно утешая и защищая. Так, будто она по-прежнему была просто маленькой мирнарийской принцессой.

— Ты говоришь так, словно собираешься куда-то надолго уехать.

— Так и есть. — Эдигор грустно улыбнулся и начал рассказывать.

Императрица слушала его, не перебивая. Она не задала ни единого вопроса, пока Эдигор рассказывал про свою другую жизнь. Только прижималась к груди и обнимала обеими руками.

А когда Эдигор закончил рассказ, Дориана подняла голову и произнесла, глядя мужу в глаза:

— Я знала, что ты не такой, как остальные. Другой мир… кто бы мог подумать.

Он рассмеялся.

— Пожалуй, действительно никто.

— Что ты собираешься делать?

— Как и всегда, Ана, — Эдигор, улыбнувшись, погладил её по щеке. — То, что должен.

— Два мира, — вздохнула Дориана, по-прежнему глядя на императора очень серьёзно и немного грустно. — Два долга. Две жены. Какой долг важнее, Эд? Я не могу представить, что ты в итоге выберешь, но, наверное, ты должен выбрать?

— Нет, Ана. — Эдигор сжал её ладонь, погладил тонкие пальцы. — Не я буду выбирать. Ты.

И рассмеялся, услышав её тихий удивлённый вздох.

Он знал, что она всё поймёт и примет правильное решение. Он верил в то, что она сможет его отпустить, и не ошибся.

.

Чуть позже, когда Эдигор возвращался в свои покои, чтобы вымыться и переодеться перед ужином, он наткнулся на Ленни. Девочка поднималась по лестнице, направляясь, видимо, к Аравейну.

— Здравствуй, — сказал император, улыбнувшись. — А я думал, ты не пользуешься лестницами.

— Добрый вечер, ваше величество, — Ленни кивнула. — Порой врываться к кому-то в комнату без предупреждения означает приобрести вечного врага.

Некоторое время Эдигор молча рассматривал девочку, словно пытаясь найти в ней то, чего не замечал раньше, но всё было, как всегда — невзрачное платье, тяжёлые башмаки на ногах, похожие на огромные ореховые скорлупки, прямые тёмные волосы, очень спокойные и серьёзные карие глаза. Ленни встретила взгляд императора прямо, не таясь, будто собиралась защищаться от чего-то.

Но Эдигор не собирался нападать на маленькую Тень. Вместо этого он спросил:

— Ты считаешь меня жестоким, Ленни?

Девочка удивлённо моргнула.

— Что?.. К чему вы это, ваше величество?

— Эллейн ведь рассказывала тебе обо мне. Ты знаешь, как я с ней поступил. Так что, Ленни? Ты считаешь меня жестоким?

На секунду взгляд девочки дрогнул, словно в смятении перед какой-то настойчивой мыслью, но затем вновь окаменел.

Эдигор даже не заметил, как непроизвольно сделал шаг вперёд — с таким нетерпением ждал ответа Ленни.

— Нет, ваше величество, — сказала она наконец очень тихо. — Я не считаю вас жестоким.