Я тебя присвою

Ругаю себя и все равно еду. Сразу после пар набираю Андрею сообщение, чтобы предупредить о том, что сегодня задержусь. Идея ему явно не нравится, однако он все же выражает сдержанное согласие. Просит лишь не засиживаться. Я и не планирую. Заранее настраиваюсь, не принимать близко к сердцу подготовленное тетей Людой выступление. Пусть хоть желчью изойдет, не буду реагировать и расстраиваться. Мне все равно. Я для себя выводы давно сделала. Никаких ложных ожиданий и разбитых надежд.

Тетя Люда ведет себя подозрительно обходительно. Спровадив отца в магазин, под предлогом того, что закончился хлеб, увлекает меня в кухню. Чаями да пирогами угощает.

Я бдительности не теряю. А уж когда вижу в хлебнице полторы буханки хлеба, еще сильнее напрягаюсь.

— Отцу назначили день операции. Уже анализы сдаем. Будем в среду ложиться. Сказали, что все быстро пройдет. Через две недели на завод вернется. Но, знаешь… В его возрасте, да и после операции — тяжело, наверное, будет…

— Да, две недели — совсем мало, — вырывается у меня вместе с изумленным смешком. — Вы чего? Пусть отлежится нормально. Можно ведь после стационара оформить обычный больничный…

— А жить на что прикажешь? — горестно вздыхает мачеха.

Я настолько теряюсь, что не сразу со словами нахожусь.

— Андрей ведь много дал…

— Да что он там дал, — пренебрежительно отмахивается от суммы, которую еще месяц назад сама называла «огромными деньжищами». — Квартиру купили. Врачу за операцию отстегнули. Анализы, медпрепараты… Сейчас, знаешь ли, все только за деньги! — с возмущением размахивает руками. — И потом мебель, технику докупали… А в ванной мне плитка не понравилась. Ремонт сделали. Так за срочность дополнительно содрали! Кругом одни шарлатаны! Работать никто не хочет, а вот цены взвинчивать… Будто в этом городе одни Рокфеллеры!

— Неужели совсем ничего не осталось? — не справляясь с шоком, уточняю напрямую. — Совсем-совсем? Такая большая сумма…

— Ой, да какая сумма, — вспыхивает тетя Люда от раздражения. — Ты в этой жизни сама ни за что не платила. Тарифов не знаешь! За свет вот пришло — дед за сердце схватился. Едва откапала.

Последнее у меня вызывает полнейшее недоумение. Каким боком дед и то, что мачеха приучилась у него вырывать на коммуналку, связано с деньгами, которые дал Андрей?

— А как же папа работать будет? Это ведь швы, свежая рана…

— Так вот, ты бы спросила у своего Рейнера! Может, есть у него какая-то непыльная работенка за приличные деньги? Ну что, я тебе намекать должна?! Самой отца не жалко?

— Почему не жалко? Жалко, конечно. Но как я спрошу? Я не могу…

— Что сложного-то?! — вплескивает руками. — Открываешь рот и просишь! Заметь: не спрашиваешь, а просишь! Прояви хоть немного смекалки и женской хитрости. Ну, сколько мне тебя учить…

— Я попробую… — вздыхая, отставляю чашку с едва пригубленным чаем. — Для папы.

— Ой, давай, ты побыстрее, — торопит тетя Люда, набравшись наглости. — Может, успеем его до больницы оформить с сохранением непрерывного стажа. Чтобы больничные нормальные капнули за эти две недели. А потом что-то такое ему… — бегает глазами по помещению. — Может, в охрану? Хотя… По суткам — то еще удовольствие работать! Что он будет делать два дня дома? — пускается в серьезные размышления.

— Хорошо. Я спрошу… — выхожу из-за стола.

— Попрошу, — поправляет мачеха с нажимом и тоже поднимается.

— Да, попрошу.

— Еще это… — ловит за руку уже в прихожей. — Мы бы с отцом куда-нибудь отдохнуть съездили… Последний раз на море были десять лет назад.

От этой запредельной наглости во мне настоящая злость взмывает.

— Десять лет назад? Это когда я вообще не поехала? — припоминаю, повышая на эмоциях голос. — Просидела с бабушкой на даче.

— Это упрек, что ли? — мачеха негодующе щурится. — Ты же вся зеленая после ветрянки ходила.

В девять лет ветрянкой болеть я никак не могла. Потому как эта хворь со мной случилась еще до школы.

Ладно, к черту!

Напоминаю себе, что мне плевать, и отвечаю уже спокойно:

— Нет. Отчего же. Просто вы тоже… Не наглейте, тетя Люда, — заканчиваю и едва не смеюсь, когда ее лицо вытягивается в изумлении. — Спасибо за чай! По поводу работы сообщу по телефону.

— Может, отца хоть дождешься…

— Нет. Мне уже пора. Позвоню завтра.

С папой встречаюсь у подъезда.

— Уже уходишь? Так быстро?

— Да, Андрей просил не задерживаться до темноты.

— Ну, хорошо. Ты это, дочь… — провожая меня до машины, нервно перекладывает пакет с продуктами из руки в руку. — Все у тебя нормально?

Знаю ведь, на какой ответ папа настроен.

— Нормально, — оправдываю его ожидания и, ныряя в салон, коротко машу рукой. — Доброй ночи, пап.

— Доброй ночи, дочь.

Дома… точнее, в доме Рейнера, мне едва ли не впервые приходится ужинать в одиночестве. Суп и рыбная запеканка очень вкусные, но аппетита почему-то не вызывают.

— Спасибо, Ася. Можешь убирать со стола.

Как ни уговариваю себя, с того самого вечера, как узнала об их с Андреем связи, голос сталью режет, когда к ней обращаюсь.