Её рука оказывается на моей ширинке, недвусмысленно давая понять, чего я могу лишиться. Забираюсь руками под её свитер, поглаживая нежную кожу спины, наслаждаясь близостью любимой женщины и её сладкой, согревающей меня ревностью.
– Терлась? – деланно удивляюсь, – не заметил даже.
– Терлась, – подтверждает она и обнимает меня за торс, приникая щекой к моей груди, тихо добавляя, как обиженная девочка: – Не могу смотреть, как на тебя вешаются эти шалавы. Ненавижу их!
Поднимаю её лицо, сжимая подбородок, обращая взгляд на себя.
– Соскучился по тебе дико, только и делаю, что постоянно думаю о своей женушке.
Соня отстраняется, неоднозначно пожимая плечами, словно не уверена в том, что завтра мои чувства не потеряют актуальность.
– Толь, у тебя кровотечение, – произносит она испуганно, замечая, что моя рубашка пропиталась кровью.
Черт! Пока строил из себя пастушьего пса, забыл, что врач недавно меня залатал и велел несколько дней хотя бы отлежаться, раз отказываюсь поехать в больничку.
– Ничего страшного, – пробую успокоить её своим равнодушным тоном, понимая нервозность жены. Она не в первый раз видит мою кровь, но каждый раз её начинает потряхивать. – Поехали домой, вызову туда врача.
София села за руль моего автомобиля, пока я устроился на кресле рядом, чувствуя слабость. Ближе к дому я понял, что начинаю медленно клевать носом, и Соня, замечая это, сильнее жала на газ, мча по ночному городу и со свистом шин, остановилась у подъезда нашего дома.
– Самгин, только попробуй потерять сознание, – помогая мне дойти до квартиры, причитала жена. Несмотря на страх, она была собранной и не впадала в панику – должно быть, от того, что выхода у нее особого не было. Пока дошел до своей кровати, весь вспотел, не понимая, почему еще не так давно я был в полном порядке и даже сумел покалечить своего здорового товарища. Врач, перебинтовав меня, отругал за излишние телодвижения, что-то вколол, оставил лекарства и удалился.
Соня присела на край кровати, устало закрыв ладонями лицо. Мне было невыносимо видеть её переживания, при том, что я не сомневался, что через пару дней на мне все заживет как на собаке.
– Ну перестань, – прошу её, положив руку на оголенное бедро. Её кожа невероятно нежная, шелковистая, и я, как маньяк, испытываю острое наслаждение, просто касаясь её, рисуя на ней узоры кончиками пальцев.
Соня поднимает ко мне лицо, вглядываясь в меня блестящими глазами.
– Только попробуй умереть, Самгин.
Тяну её за руку, и она, понимая, устраивается у меня под боком, положив голову мне на грудь, осторожно касаясь места ранения.
– Боишься меня потерять или остаться без моей защиты? – спрашиваю я, а сам перестаю дышать в ожидании ответа. Этот вопрос давно вертелся в голове, и я не знал на него ответа. Почему она со мной, по какой из причин? Потому, что любит, или всё же оттого, что я самый сильный самец, способный её защитить; как скоро, в случае моей смерти, она окажется рядом с тем, кто займет моё место в нашей группировке или перебежит в другую?
Мы – взрослые люди, и я лучше многих понимал, как устроен этот мир, но, наверное, мне хотелось услышать из ее уст сладкую ложь.
София медленно садится, чтобы взглянуть мне в глаза, и произносит нервно, резко и обиженно:
– Самгин, если ты оставишь меня вдвоем с нашим сыном, а сам решишь подохнуть, то можешь не сомневаться, что я сделаю все, чтобы мы оба выжили, понял?
Приподнимаюсь на локтях, морщась от боли, начинаю смеяться от её искренности и злости:
– Теперь мне и умирать не страшно.
– Только попробуй! Мигом найду тебе замену, – бросает она и пытается поднять свою милую задницу с нашего супружеского ложа, но я тяну её за ночную сорочку обратно.
– Нет, я слишком ревнив, чтобы оставить тебя для другого, так что тебе придется меня терпеть. – Целую её в щеку, пока она обиженно надувает губы.
– То-то же!
Глаза открывать не хочется, но все же сон ушел на второй план, возвращая меня в реальность, где я лежу в одной постели с бывшим мужем, чувствуя под своей щекой биение его сердца и вдыхая знакомый запах его кожи. Последние недели между нами происходило нечто странное, казалось, обиды, злость, ревность и взаимная ненависть последних лет отошли на второй план, при молчаливом понимании, что мы прожили свою жизнь, прожигая, оставив друг друга позади, и теперь хотели наверстать упущенное.
Меня удивляло не свое поведение – я и так всей душой тянулась к Анатолию. Я не могла понять Самгина, зная его горячность, вспыльчивость и непримиримость. Почему же он вдруг изменил траекторию своего поведения? Неужели из-за того, что я, наконец, сама к нему пришла? И все же, несмотря на то, что за нашими плечами кануло в лету четверть века, я знала, что Самгин не сможет простить мне измену, и порой, пока мы попивали вино, его взгляд останавливался на мне, пробирая арктическим холодом, и откуда дует этот ветер, мне было очевидно.
За окном уже стемнело, и я, стараясь его не разбудить, пробую вылезти из кровати, но стоило мне отстраниться от Самгина, как он тяжелой рукой вновь вернул меня на место.