Я тебя уничтожу

– А где же все твои мужчины? – задает мне встречный вопрос, явно не планируя услышать ответ, и направляется на веранду.

Я следую за ним, так и не подумав снять с себя верхнюю одежду, еще не согревшись с дороги и устремляя взгляд на море, вид на которое открывается с этой стороны дома. Анатолий достает, очевидно, одну из тех крепких сигарет, которые всегда так любил, и прикуривает, защищая рукой огонь зажигалки от ветра, направив на меня холодный взгляд из-под тлеющей сигареты.

Мы провели большую часть жизни вдали друг от друга, и все эти годы я ждала, когда мои чувства к нему угаснут, и даже сейчас, глядя на него, утратившего свою силу и влияние, я не способна оставаться к нему равнодушной. Выглядел он не так плохо, как я предполагала, направляясь сюда, ведь, если исходить из слов Клима, его отец болен, но насколько серьезна это хворь, оставалось для меня загадкой. Что ж, если он чем-то болен, то, надеюсь, это не рак легких.

Самгин даже сейчас не растерял своей мужской привлекательности, возраст не убавил ни его роста, ни магнетической притягательности глаз, и я, как та малолетняя дурочка, смотрела на него затаив дыхание, стараясь сохранить невозмутимое лицо.

Всю последующую неделю с моего приезда, он делал вид, что меня не существует, и в один из очередных дней, пока он пропадал где-то за пределами дома, я не погнушалась и предметно исследовала всю его комнату, обнаружив запасы лекарств. Сфотографировав все это добро, я вернула вещи на свои места и еще раз осмотрела спальню. К своему удивлению, не ожидая от Самгина подобной сентиментальности, обнаружила на прикроватной тумбочке занятную фотографию.

Я подняла фотокарточку в красивой рамке. На ней стоял мальчик лет десяти с отцом, положившим широкую ладонь на его плечо, всем видом показывая, что он защитит его от любой опасности. Должно быть, задумавшись и погрузившись в воспоминания, я не услышала, как входная дверь открылась, а Анатолий поднялся на второй этаж, и опомнилась лишь тогда, когда он застал меня в своей комнате.

Стиснув зубы, он переводил взгляд с меня на рамку в моей руке.

– Я все забываю, Соня, что не трогать чужое ты так и не научилась, – забирая из моих рук рамку и ставя на место, режет Самгин.

– Отчего же чужое? – возвращая маску прожжённой стервы, отвечаю с ехидством. – На этой фотографии есть и «мое».

– И что же, по-твоему, там твоё? – Он склоняет голову, изучая меня, как паука, запутавшегося в собственной паутине.

Не знаю, что мной управляет, но я приближаюсь к нему, включая всё свое обаяние, и провожу длинным, покрытым бордовым лаком ногтем по груди, в том месте, где бьется сердце, царапая ткань джемпера.

– Ты.

Анатолий, должно быть, ждал какого угодно ответа, но только не такого, поэтому на мгновение замер, а затем с брезгливым выражением лица сжал моё запястье, уводя от себя, так что мне пришлось попятиться назад от него, но вырвать руку из его жесткого захвата я даже не пыталась. Долго же я не играла с огнем, забыв, что такой, как он, может и не сдерживаться рамками приличий и морали, как мои последние мужья. А мне так не хватало все эти годы противостояния с ним! Я скучала по равному противнику, испытывая отвращение ко всем после него.

– София, разве я платил тебе деньги, обещал, может, что-то? – спрашивает он, и я, понимая направление его мыслей, сжимаюсь, ожидая удара – не рукой, но словом. Анатолий, цедя сквозь зубы, зло продолжает атаку: – Так какого хрена ты сейчас продаешь мне себя?!

Он подводит меня к окну, прижимая к его холодному стеклу, будто хочет открыть его и скинуть меня вниз.

– Всё уже куплено, дорогой. Ты забыл, кто мне платит за пребывание здесь? – напоминаю ему, забывая дышать от боли в руке – так сильно он её сжимает, но не забывая по привычке сцеживать соскальзывающий с языка яд.

– И какие услуги ты обещала сыну мне оказывать? – Он скалит зубы совсем по-звериному, давая мне возможность вспомнить в нем того мужчину, которому ничего не стоило поднять оружие и пустить пулю в лоб врагу или бывшему товарищу.

– О-о-о, твой сын не поскупился! – Я поднимаюсь на цыпочки, приближая своё лицо к его, в обманчивой попытке поцеловать. – Поверь, он заплатил мне достаточно для того, чтобы я обслужила тебя по полному разряду.

От каждого моего слова он звереет все сильнее, и я поздно понимаю, что сейчас, спустя годы, наличие у нас общего ребенка его вряд ли может уже остановить. Но у Самгина явно имелся иной план. Он одним движением разрывает на мне шелковую блузку, так что маленькие, похожие на жемчуг пуговки падают на пол, и изучает мое дорогое кружевное белье цвета шампанского.

Я знала, что для своего возраста выгляжу более чем прекрасно, но под его тяжелым взглядом мне все равно становится не по себе – не от того, что он может сравнивать меня со своими молодыми любовницами, а от того, что он может еще помнить то, какой я была. Но все эти мысли мигом улетучиваются, когда он резко притягивает меня к себе, жадно сминая мои губы в каком-то совершенно диком поцелуе, опуская при этом чашечку лифчика вниз и сжимая мою небольшую грудь.