Я тебя вижу

Я колеблюсь, не уверенная, хочу ли посвящать этого человека в свои дела. Задумываюсь о веб-сайте с его меню из женщин, и мне приходит в голову, что Грэхем Хэллоу – именно тот, кого привлекла бы идея получить эксклюзивное членство. Даже не сомневаюсь, что, если скажу ему, он не сможет удержаться и заглянет на сайт. Я должна защитить тех женщин. Не хочу, чтобы кто-то разглядывал их фото и покупал информацию о поездках, будто речь идет не о людях, а о вещах. И потом… что? Мне трудно примириться с тем, что я знаю: на женщин нападают – и убивают, – потому что их путь до работы был продан. Это абсурд, сюжет для научной фантастики.

– За мной следят, – говорю я вместо всего этого. Не так уж далеко от истины. Кажется, на лице моего босса появляется обеспокоенность, но это настолько непривычно, что я не уверена. – Полиция даст мне персональную «тревожную кнопку».

– Они знают, кто следит? – Вопрос звучит как обвинение, в рявкающей манере человека, который по-другому не умеет.

– Нет.

А дальше происходит то, что назревало во мне несколько дней, – я начинаю рыдать. И думаю: «Почему из всех людей, перед которыми я могла расплакаться, это оказался остолбеневший Грэхем?» Ищу носовой платок, наконец обнаруживаю его в кармане, отчаянно сморкаюсь, но слезы сдержать не могу. Облегчение заставляет мою грудь вздыматься, я ловлю ртом воздух, который на выдохе превращается в раскатистые всхлипы.

– Про… Простите меня, – с трудом выдавливаю из себя после нескольких неудачных попыток. – Это… это все слегка невыносимо.

Грэхем все еще стоит у моего стола и смотрит. Внезапно он направляется к двери, и на секунду кажется, что сейчас выйдет из офиса и оставит меня одну в слезах. Но вместо этого он запирает дверь, переворачивает табличку с надписью «Закрыто», затем идет туда, где мы держим посуду, и включает чайник. Меня настолько удивляет это проявление жалости, что я престаю плакать. Рыдания превращаются в редкую икоту. Я еще раз сморкаюсь.

– Простите меня, пожалуйста.

– Вы же явно на нервах. Как давно это длится?

Я рассказываю ему все, что могу, не упоминая ни названия сайта, ни то, как он работает. Говорю, что за мной уже некоторое время следят и полиция связывает мое дело с убийством двух женщин и нападениями еще на нескольких.

– И что полицейские намерены предпринять?

– Они улаживают вопрос с «тревожной кнопкой» для меня. Сегодня утром я должна была дать показания, поэтому и опоздала.

Грэхем качает головой, отчего его второй подбородок начинает колыхаться.

– Все в порядке, даже не думайте об этом. А полиции известно, кто стоит за нападениями?

Я тронута – и удивлена – тем, насколько Грэхем заинтересовался моей историей.

– Не думаю. За убийство Тани Бекетт еще никого не арестовали, а сайт, похоже, невозможно отследить.

Грэхем задумывается.

– Я весь день на встречах. Собирался сразу после пяти отправиться домой, но, если вы не против задержаться чуть дольше обычного, заскочу и подброшу вас до дома.

Он каждый день ездит из Эссекса. В основном на поезде, но иногда на машине и оставляет ее на чудовищно дорогой парковке за углом.

– Это же крюк в несколько миль! Я в порядке, правда. Просто поеду другим маршрутом, а на «Кристал Пэлас» меня встретит Джастин…

– Я отвезу вас домой, – твердо произносит Грэхем. – А потом заеду в Севеноукс, повидаюсь с братом и его женой. Честно говоря, я удивлен, что этот ваш ухажер за вами не заедет.

– Не хочу его беспокоить.

Грэхем смотрит на меня с любопытством.

– Вы ему не сказали?

– Он знает о сайте, но не… Я не стала ему говорить, что мне грозит опасность. Сейчас все немного сложно. – Вижу лицо Грэхема и поясняю, чтобы он правильно понял мои слова: – Саймон потерял работу. Его сократили. Так что сейчас не самое лучшее время. Не хочу давать ему новый повод для волнения.

– Понятно, ну, сегодня я отвезу вас домой, и точка.

Грэхем выглядит невероятно довольным. Будь он пещерным человеком, начал бы в грудь себе стучать.

– Хорошо, – говорю я. – Спасибо.

Через полчаса Грэхем отправляется на встречу.

– Не отпирайте дверь, – говорит он, – пока не разглядите того, кто придет.

Дверь офиса, как и весь фасад, стеклянная, и я понятия не имею, как определить, ради чего явился посетитель: изнасиловать и убить меня или спросить о закрывающемся салоне сотовой связи на Ломбард-стрит.

– В любом случае тут повсюду камеры, – добавляет Грэхем.

Его последние слова меня страшно изумляют. Я даже не говорю в ответ, что для мертвого человека запись его убийства – слабое утешение.

– И давно у нас камеры?

Я оглядываю офис. Вид у Грэхема несколько смущенный. Он смотрит на часы.

– Пару лет. Они в автоматических разбрызгивателях. Это для подстраховки. Как бы то ни было, пока вы здесь, вам не о чем беспокоиться. Увидимся около шести.

Дверь открывается и захлопывается, дважды звякнув колокольчиком. Я запираю ее, но оставляю табличку «Открыто», а затем сажусь за стол. Даже не представляла, что Грэхем установил камеры. Разве работодатели не обязаны сообщать сотрудникам – и клиентам, если уж на то пошло, – что за ними наблюдают? Смотрю на потолок.

Пару лет.