– Повторяю, мисс Риджмонт, я не позволю волосу упасть с арийской головы мистера Рихтера. – Он помолчал, и от меня потребовалась вся моя сила воли, чтобы не отвести взгляда от его жестоких, пронзительных глаз. – Вам надо поспешить обратно. Будет досадно, если вы не справитесь со своими общественными обязанностями как раз под конец учебного года.
Я засомневалась. Если МакКой отменит мою общественную нагрузку, меня точно куда-нибудь упрячут – в Вудлендс или куда похуже – и прощай мои хорошие оценки. У него были рычаги воздействия, у меня – обрывки истории и психиатр на кнопке быстрого дозвона.
Он с милостивой улыбкой сплел пальцы:
– Думаю, мы наконец-то поняли друг друга.
«Нет уж, засранец». – Но я не могла произнести этого вслух. Я вообще ничего не могла сказать, поскольку хотела выбраться отсюда не расчлененной. Я стояла по другую сторону его стола, и меня трясло от ярости.
Потом я молча поплелась в спортивный зал.
Остановить МакКоя в одиночку я не могу, а если расскажу обо всем кому-то еще, разве мне поверят? Это может показаться убедительным, если будет исходить, например, от Такера, но не от меня. Выхода не было. Стоит мне открыть рот и начать вещать о столь серьезных вещах, мать приговорит меня к дурдому прежде, чем я успею сказать, что я просто пошутила.
Я вошла в зал с другой стороны от трибун, рядом с табло. На трибунах уже сидели атлеты и их родители. Членов клуба расставили по всему залу рядом с дверьми. Майлз стоял под табло спиной ко мне. Селия топталась рядом с ним, словно была на поводке.
МакКой уже пришел и возвышался над микрофоном посреди зала. И уже говорил.
Но если он здесь, то с кем я разговаривала в кабинете?
– Добрый день, леди и джентльмены. Рад приветствовать вас на нашей Ежегодной церемонии вручения спортивных наград. Начнем с нашей бейсбольной команды, которая провела великолепный сезон…
Моя кроссовка взвизгнула, скользнув по плиточному полу. Селия повернулась и увидела меня; теперь она плакала еще сильнее, чем прежде.
Ее мать стояла в тени трибун на другой стороне зала в деловом костюме, с длинными светлыми волосами. Но ее лицо… Я уже видела его прежде. В газете. На стенде при входе в зал. Оно было как две капли воды похоже на лицо Селии – когда они стояли рука об руку, сходство было несомненным.
Но Скарлет – она была мертва. Она была мертва долгие годы.
– Помни, Селия, – сказала она, и ее голос наполнил зал, – я делаю это для тебя.
Селия никак не прореагировала.
– Ричард и я все устроили. Скоро этот кошмар кончится.
Селия не прореагировала, потому что просто не могла, ведь Скарлет была мертва.
– Ты можешь отправиться в лучший мир.
Табло зловеще заскрипело. Скарлет улыбнулась. Когда табло заскрипело во второй раз, МакКой стал говорить в микрофон громче. Никто ничего не заметил. Не может быть, что только я обращаю внимание на все это. Это все реально происходило. Все, кроме Скарлет. Почему-то она вовсе не Селии улыбалась; она улыбалась мне. И тут она подняла один острый вишнево-красный ноготь и указала им на табло.
Я посмотрела вверх. Красная краска каплями стекала по стене. Каждая буква была высотой в десять футов; два слова «сжимали» табло как окровавленные зубы.
КРИМСОН-ФОЛЛЗ
Табло скрипело так громко, что МакКой не мог перекричать его. Селия отпрыгнула прочь и вскарабкалась на трибуны. Майлз повернулся, чтобы нашипеть на нее.
Опоры табло обломились.
Мои ноги зацепились одна за другую; визгливый смех Скарлет трезвонил по залу.
Я оттолкнулась от дверной рамы и влетела в спину Майлза.
Пятьдесят вторая глава
Есть одна особенность в смерти от несчастного или трагического случая, как, скажем, в том, чтобы быть раздавленным спортивным табло.
Вы ее не ждете.
Я же ждала. И именно поэтому, наверное, осталась жива.
Пятьдесят третья глава
Я с трудом открыла один глаз.
Моя голова была сжата тисками. Рот забит ватой. Свет в комнате был тусклым, но достаточным для того, чтобы разглядеть очертания ног и ступней под покрывалом и заметить темную нишу за углом, где, по идее, должна быть дверь. Тихо работал аппарат «белый шум», до меня долетел запах стерильности.
Я была в больнице. Кровать. Санузел. Какие-то свисающие с потолка механизмы. Камера с красным глазком у двери. Никаких галлюцинаций.
Мое тело все еще пребывало во сне. Я расслабила пальцы на руках и ногах, дабы убедиться, что способна на это, а затем снова огляделась. Занавеска моей кровати была отодвинута. Кровать рядом с моей была пуста. По другую сторону какая-то укутанная в одеяло фигура крепко спала на стуле, который, казалось, был спроектирован специалистом по пыткам.
Мама.
Я кашлянула, желая прочистить горло. Она слегка дернулась и проснулась. И какое-то время смотрела на меня пустым взглядом, пока, наконец, не сообразила, что я тоже смотрю на нее. И тут же подскочила ко мне, убирая с моего лица пряди волос.
– О, Алекс. – В ее глазах уже блестели слезы. Она держала меня так осторожно, словно я могла разбиться.
– Что случилось?
– На тебя упало табло, – сказала она, всхлипывая. – Ты не помнишь?