Я тебя заберу

Сначала это был тихий стук в дверь. Настолько вялый, что я перевернулась на другой бок, проворчала Шаталову: «Не храпи!» — и уснула дальше.

Потом к стуку добавилось «Мама». Два раза. Уже в этот момент нужно было столкнуть Марка с матраса и потребовать залезть под кровать. Сыну не стоило знать особенности интимной жизни своих родителей.

Однако, слишком разомлевшая за ночь, я успела лишь сесть. Уже через секунду в спальню вошел сын.

— Привет, ма… — так и не договорив, Глеб раскрыл рот. И, как на призрака, уставился на отца: — Привет, папа.

Не помню, когда так же сильно хотелось провалиться сквозь землю. К счастью, Шаталова, кажется, ничего не смутило.

— Привет, сын. Как спалось?

Этот самоуверенный гад демонстративно закинул руку мне на плечо и, словно я его собственность, притянул к теплому боку.

— Нор-ма-льно, — с заиканием, которым не страдал никогда в жизни, ответил Глеб.

— Нам с мамой тоже. Кажется, даже будильник кто-то отключил. Два раза. — Марк взглядом указал на мою тумбочку, где стоял злосчастный будильник.

При всем желании Шаталов никак не мог до него дотянуться, а значит...

— Черт... Школа! — Я хлопнула себя ладонью по лбу. — И работа... — чуть не взвыла, вспомнив, что сегодня утром Кравцов хотел провести какое-то важное совещание.

— Да, первый урок через полчаса. — Глеб по-собачьи склонил голову набок и еще раз внимательно осмотрел наш постельный дуэт.

— Я всех развезу... при одном условии.

Шаталов подхватил халат, в который заворачивал меня ночью, и прямо в кровати принялся одеваться.

— Куда ж без условий! — Поняв, что одеяло свободно, я натянула его до самых глаз. — Не получится из тебя золотая рыбка.

— Получится такая, какую захотите. Хоть бриллиантовая. Но для начала вы меня накормите. — Марк заговорщицки подмигнул Глебу: — Сырниками!

***

За свою материнскую «карьеру» мне, конечно, приходилось готовить завтраки в авральном режиме, но сегодня ставлю абсолютный рекорд. Когда Шаталов с сыном выходят из комнаты, я бегу в душ и уже через пять минут, одетая, причесанная, спешу к плите.

По закону подлости все валится из рук. Вместо красивых творожных кружков получаются какие-то бесформенные кляксы. Со сковороды фонтаном летят горячие капли масла. А стоит обернуться в сторону стола и двух голодных мужчин, пакет с мукой чуть не падает на пол.

Словно проклятие какое-то! С ураганом внутри и снаружи. Сердце от него то затихает, то срывается на барабанную дробь. Взгляд то залипает на моих мужчинах, то в ужасе останавливается на содержимом сковороды.

Не проходила никогда подобных испытаний. Не было ни завтраков, ни обедов, ни ужинов... на троих. На мою удачу, едоки не замечают никаких странностей.

Будто в жизни не пробовал ничего вкуснее, Шаталов закидывает в себя сырник за сырником. Как в топку! И, стараясь не отставать от отца, Глеб повторяет каждое его движение.

— Вам хотя бы вкусно? — на третьей порции я прерываю свое молчание.

О совещании сегодня можно забыть. О первом уроке тоже. Остается надеяться, что оно того стоило.

— Мне очень, — тут же отвечает сын. — Скоро лопну.

— У меня даже не спрашивай. Язык проглотил, — подкладывая себе очередной сырник, говорит Марк. — Хотя твоя жареная картошка по-прежнему на первом месте.

— Ты пробовал мамину картошку? — Брови Глеба второй раз за утро летят вверх.

— В свое время твоя мама жареной картошкой спасла меня от голода! — Мерзавец скалится во все тридцать два, словно не ворчал девять лет назад, что от подобной стряпни у него случится гастрит.

— Круто! — Глаза моего мальчика загораются. — Я тоже очень люблю.

— Ее сложно не любить.

Возможно, это игры воображения или недосып, но последняя фраза кажется такой многозначительной, что становится не по себе.

Боясь выдать глупые эмоции, я с головой окунаюсь в готовку. Изо всех сил изображаю идеальную хозяйку. Только сын, похоже, решил добить обоих родителей.

— А вы теперь… так всегда будете? — робко интересуется он.

— Что именно? — интеллигентно кромсая ножом сырник, спрашивает Марк. — Отключать будильник? Или разрешать тебе прогуливать уроки?

— Вот так вместе… — Глеб активно трет лоб, будто не может подобрать правильное слово. — Жить здесь, — произносит наконец.

— Этот вопрос лучше задать твоей маме. — Мистер Стрелочник вилкой указывает в мою сторону и затем нахально тянет на тарелку горячую добавку. — Ответ знает лишь она.

От такого поворота меня как переклинивает. Не замечаю ни чернеющих сырников,ни запаха гари.

— Шаталов, тебе следующую партию с мышьяком делать или с дихлофосом? — Голос хрипит, а вместо привычной злости чувствую, как за грудиной разливается тепло. — В доме, скорее всего, ничего из этого нет, но специально для тебя я найду!

— Родная, из твоих рук хоть с мышьяком, хоть с дихлофосом. — Марк поднимается и спустя пару мгновений вырастает у меня за спиной.

— Использовать детей в переговорах — это низко, — шепчу едва слышно.

— А может, нам троим нужно? — Обхватив мою руку, Шаталов отставляет сковороду в сторону и накрывает погорельцев крышкой.

— А если... — Старательно напрягаю мозг, пытаясь придумать хоть какую-то причину для «нет».