Я — Темур, властитель вселенной

Я так же велел оставить отряд воинов в кольце вокруг Ташкента с тем, чтобы Эльджа Тиу Мухаммад Кулук и его приближенные, если вздумают, не могли спастись бегством, а сам тем временем вступил в город во главе своих конников. Правитель Ташкента знал, что попади он в мои руки, я непременно поступлю с ним, как с предателем. Моим правилом с юной поры и до сих пор было — если кто-либо из лиц, облеченных моим доверием, но совершивший предательство, поднявший мятеж, или перешедший на сторону врага, попадал в мои руки, я повелевал сдирать с него живого кожу, и если после этого предатель оставался живым, его бросали в котел, наполненный кипящим маслом. Эльджа Тиу Мухаммад Кулук, хорошо знавший меня и понимавший, что попади он в плен, его ожидала бы именно такая участь, защищал город Ташкент с остервенением обреченного.

Я, как обычно, рубился, сжав клинки в обоих руках, и поскольку на мне были шлем и латы, так называемые «Чахор Ойна», мое тело было надёжно защищено и удары врагов не наносили мне особого вреда.

(Пояснение: «Чахор Ойна» состояла из железной куртки, спереди которой располагались одна над другой две плоские металлические пластины, и позади, в спинной части, можно было видеть две такие же пластины, расположенные в том же порядке. И, так, как указанные пластины полировались и сияли на солнце подобно зеркалам, потому тот вид боевой одежды называли «Чахор Ойна» — «Четыре зеркала». — Переводчик.)

Я смотрел, обращая внимание лишь на то, что находилось впереди и был спокоен относительно происходящего за моей спиной, ибо был уверен, что в тылу у меня нет врага. По обе стороны сражались мои воины, однако один из них, сражавшийся слева от меня, был убит, и прежде, чем другой успел заступить на его место, на мою левую ногу обрушилась вражеская секира. Удар был очень сильным, мне даже показалось, что левая нога целиком отсечена от тела, в этот момент один из наших воинов встал на опустевшее место слева от меня, и прикрыл меня с той стороны. Когда лезвие секиры, в результате мощного удара, вонзилось в мою левую ногу, я не закричал и не застонал и потому, никто у моих воинов в тот момент не понял, что я ранен.

Я знал, что доблесть воителя заключается не только в том, чтобы без страха перед смертью сойтись с вражескими рядами и убивать вражеских воинов, а еще и в том, чтобы, получив удар не закричать и не застонать от боли.

Старуха, убивая кого-то, может гордиться собой и казаться себе могучей, однако могучий и отважный муж лишь тот, кто способен стойко снести удар, нанесенный ему саблей, секирой или копьем. И мои солдаты не ведали того, что я ранен, пока один из них не обратил внимание на струящуюся кровь и не сказал: «О, эмир, ты ранен в левую ногу!»

Тем не менее я не стал обращать внимания на полученную рану, ибо не хотел снизить нарастающую мощь нашего наступления, наоборот, я желал, чтобы мои воины видели меня рядом с собою, и чтобы от этого их отвага и напор возрастали еще больше. Хоть я и велел захватить Эльджа Тиу Мухаммад Кулука живым, но поскольку тот защищаясь оказал упорное сопротивление, захватить его живым не удалось, он был убит, однако трое из его приближенных, которые до того также были облечены моим доверием и совершили предательство по отношению ко мне, были схвачены, и я повелел содрать с них живых кожу, и все трое умерли, пока палачи острыми ножами трудились над ними.