Я — твоё солнце

Первым захлопал он.

Когда я повернулась обратно к Тане, та стояла в трёх сантиметрах от меня: её лицо искажала озлобленная ухмылка, которую можно было спутать с острыми коликами в животе, и едва я произнесла, что она похожа на поражённого злостным герпесом бульдога, как на мою щёку плашмя со всей скорости обрушилась её ладонь. Голова откинулась назад, и, ударившись о стену, я рухнула.

Когда я открыла глаза, всё было как в тумане: надо мной висел обшарпанный бежевый потолок, а под ним — красное лицо мадам Шмино. Её челюсть болталась в воздухе:

— Дебора! Вы меня слышите? У вас что-то болит?

Я кивнула.

— Где болит?!

— Я вас слышу.

Ладони нащупали кафельный пол.

Гам вокруг стоял невыносимый: смесь голосов, криков, шёпота, комментариев и едва различимых реплик.

Я лежала на полу, голова была на каком-то предмете, который я тут же отпихнула назад. В поле зрения показался Виктор с подбородком вместо лба. Я подскочила, чтобы тут же сбежать, однако он прижал мои плечи:

— Не двигайся. Ты потеряла сознание.

Его рот висел наоборот. Посмотрев на его лицо, я подумала, какой же у него бородатый нос. А нижние резцы превратились в верхние — выглядело всё это ужасно и смешно. Я захихикала.

Щетинистый нос сместился в сторону.

— Это нормально?

Мадам Шмино похлопала меня по щеке.

— Дебора!

— Да перестаньте по мне так хлопать! — возражала я. — Думаете, меня сегодня мало били?

— Похоже, с ней всё нормально, — улыбнулась Виктору мадам Шмино.

Он искоса взглянул на меня. Я объяснила:

— Это всё из-за твоей рожи. Посмотри на мой рот. Видишь? Мы похожи на марсиан.

— Точно! Я так играл с сестрой, когда был маленький! Ну-ка улыбнись!

Хватит шуточек, — прервала нас мадам Шмино. — Дебора, вы можете встать?

Я приподнялась на локтях. Виктор обвил меня руками и помог встать.

Если бы эта психованная Таня только знала, какую услугу мне оказала своей пощёчиной, то никогда бы её не отвесила.

— А где Таня?

— В кабинете директора.

Оказавшись в вертикальном положении, я почувствовала, как вибрирует макушка, и скривилась.

— У тебя там шишка размером со страусиное яйцо, — заявил Виктор.

— Я предупредила вашу маму, — добавила мадам Шмино.

— Не надо было!

— Я оставила ей сообщение и позвонила вашему отцу.

— Надо ей перезвонить, не стоит сюда ехать, со мной всё нормально!

Только не хватало, чтобы мама перенесла нашу встречу!

— Успокойтесь, Дебора. Ваш отец уже перезвонил ей и едет сюда.

Виктор протянул мне телефон:

— Можешь тоже ей позвонить, чтобы наверняка.

Я вырвала телефон у него из рук, перезвонила и тоже попала на автоответчик.

— Мама, это ложная тревога, не переживай, встретимся, как и договаривались, в семь. Целую!

Идти мне было несложно, однако, когда Виктор предложил подставить мне плечо по дороге в кабинет директора, я согласилась, будто от этого зависела вся моя жизнь.

Хи-хи-хи.

Все на нас пялились, пока мы пересекали двор, — и «все» в Питомнике значит целую толпу. В обеденный перерыв нет ни одного свободного квадратного метра: кучки учеников болтают, вешают ярлыки на других, хихикают, особо и не прячась за стволами деревьев.

Теперь я в Питомнике вроде чёрной дыры: на меня направлены все взгляды (и рикошетом — на Виктора), я стала центром непреодолимого притяжения, вокруг которого завертелись все сплетни, я так думаю, одна безумнее и тупее другой («Она подралась», «Она стащила телефон у препода», «Подозреваю, она стала дилером», «Её застали за тем самым делом в туалете»). Да и плевать. Совсем скоро, переступ и в порог этого лицея, я ста ну для всех бывшей одноклассницей. А сейчас пусть пялятся и болтают сколько влезет.

Виктор усадил меня на стул в коридоре, и мадам Шмино отправила его на урок. Последний урок в этом году. Последний час этой жизни.

Он просто повернулся спиной и ушёл — ненавижу.

Как только Виктор исчез, мадам Шмино расспросила меня о перепалке с психичкой мадемуазель Лувиан. Она, конечно, сохраняла серьёзное лицо, однако глаза её заблестели, когда я рассказала о реверансе.

Я почти закончила рассказ, когда появился отец.

Он еле дышал, видимо, бежал.

— Как ты себя чувствуешь?

— Немного не в себе.

Держась ровно и с достоинством перед мадам Шмино, он с вызовом спросил:

— Что за девица осмелилась влепить пощёчину моей дочери? Она в курсе, что я могу подать в суд за избиение и нанесение телесных повреждений?

Прежде чем мадам Шмино раскрыла рот, я схватила его за локоть:

— Да, и её отец — адвокат. Так что плевать. Пойдём отсюда.

Отец тут же сдулся, и я попрощалась с мадам Шмино. Она протянула мне руку и сказала:

— Ни пуха на экзаменах. Я в вас верю.

Буду скучать по её сморщенному декольте.

Я захватила сумку и вышла на свежий воздух.

Год окончен.

— Хочешь вернуться домой?

— Да, я не прочь принять душ.

— Надо бы отвезти тебя в травмпункт. А вообще они должны были вызвать скорую.

— Да не-е-е, это же просто шишка.

— Не вижу логики.

— Злодей высказался, выплеснул всю злость — ничего страшного… Понимаешь? Если я начну блевать сегодня ночью или вдруг станет больно смотреть на свет, возможно, в черепе трещина.

Папе было совсем не смешно.

— Я шучу, папа, говорю же, всё нормально.