Ну, туда Лёхе, правда, и не надо было. В кармане у него записная книжка лежала, а в ней адрес общежития Надежды. Где-то на каком-то знаменитом Матросском Мосту возле Сокольников. Провинциалу, который в больших городах бывал только на соревнованиях, никогда не удавалось эти города посмотреть. Отработал свои виды – и в аэропорт. Денег на лишний день в гостинице, на прогулки и восхищения прелестями Свердловска или Алма- Аты у команды не было. Потому Лёха и смотрелся в огромной Москве как пастух из степи, где три куста больших на гектар и штук десять маленьких. Двести баранов и ничего больше вокруг на десятки километров. Он, конечно, пыжился, виду вроде не показывал, что принесло его в безразмерный город из глухомани беспросветной, но в Вешняковское метро, которое ныряло под землю только через километр, все равно вошел с опаской. Там надо было пятак бросить в щель турникета и успеть проскочить быстро открывающиеся и так же скоро захлопывающиеся лапы металлические, вылетающие с двух сторон с шумом и мощным щелчком. Зазеваешься – перешибет тебя железо напополам чуть ниже пояса, что просто совсем нежелательно. Через полтора часа в вагонах, летящих как самолет сквозь отраженный от бетонных стен тоннеля грохот колёс, да ещё с двумя пересадками на кольцевых линиях достиг-таки Лёха желанной станции Сокольники. Вышел из метро как из центрального казахстанского стадиона. В метро, конечно, футбольного поля не было, но народа находилось столько же, сколько на матче «Кайрат – Спартак» в Алма-Ате. Тысяч двадцать – не меньше. Куда столько людей могла погнать острая надобность, Лёха так и не додумался. А ведь линий в метро, судя по схеме в вагоне, было штук десять. Плюс три кольцевых. То есть под землёй зараз тряслось в вагонах и носилось по переходам тысяч сто мужиков, женщин и разновеликих детей. Два Зарайска в полном составе.
На Матросском Мосту не было никакого моста. Там сразу за эстакадой автомобильной, поднятой над землёй так, чтобы внизу тоже носились машины в разные стороны, веками, видимо, стояло длинное трёхэтажное здание страшного цвета. Ни серое, ни белое, ни желтое. Никак не назвался этот цвет. У него с торца был только один вход. Над которым крепилась грязно-голубая табличка: «Общежитие». Адрес был тот же, что и у Лёхи в блокноте. Он зашел внутрь через облезлую высокую и тяжелую древнюю дверь да сразу уткнулся в крашенную фанерную перегородку с узким проходом, перекрытым почти таким же турникетом, как в метро.
– К кому? – не спросил, а сказал усатый мужик по ту сторону фанеры. Он был с красной повязкой на рукаве, с журналом и ручкой.
– Сегодня заселилась в аспирантское общежитие Малович Надежда. Жена она мне. Хочу посмотреть как устроилась, – сказал Лёха по-солдатски громко и чётко.
– Сто восемнадцатая комната, левое крыло, второй этаж, – доложил мужик с повязкой, почитав журнал. – Паспорт сюда мне.
Лёха сунул паспорт.
– Из Казахстана, значит? – почему-то обрадовался мужик. – Жил я там в конце пятидесятых. В Караганде. На шахте жизнь губил. В седьмом забое.
Иди, ладно. И паспорт забери. Свой, сразу видать.
Надежду Лёха нашел довольно быстро. Она успела сбегать в буфет на первый этаж, купила кефир, лимонад и ватрушки с творогом. Перекусили они и пошли на улицу. Чтобы снова сесть в метро и ехать назад, в Вешняки.
Квартиру надо было снять и до начала учёбы в неё перебраться. Чтобы жить вместе и продолжать семейную жизнь. Хотя, если посмотреть на эту пару со стороны, то никто бы по лицам обоих не догадался, что это любящие друг друга до гробовой доски муж и жена. Наверное, устали в поезде да при устройстве в общаги до упора. Потому и не было на лицах того выражения, которое само образуется у крепко любящих друг друга мужчины и женщины.
А может что-то другое стерло это выражение с их юных лиц. Наверное, или то, или это. Хотя только Надя и Лёха одни точно знали, почему нет на их лицах ни оттенка счастья, ни признаков любви. Знали, но пока почему-то не могли сказать об этом даже сами себе.
Квартиру они нашли уже к вечеру. Лёха проводил её назад в Сокольники и в свою общагу вернулся поздно. Сосед по комнате номер шесть уже спал. Лёха разделся, залёг в казённую постель с номерами на простыне и подушке и только сейчас осознал, что вот с этой именно минуты и пошла отсчитывать дни да годы его, как у кошки, седьмая жизнь. А, значит, в запасе оставалось ещё две. Прекрасная перспектива.
На следующий день он успел утром познакомиться с «несчастным», которому «пофартило» жить в одной комнате с Лёхой.
– Сергей Петрович, – не вставая с кровати протянул руку симпатичный парень с добрым, но хитрым лицом. – А ты кто будешь?
– Алексей Николаевич, – Лёха лег на бок и руку пожал. Дотянулся.
– Ты, наверное, раньше барменом работал? Из апельсинов сок рукой выдавливал? – слегка заикаясь, пошутил Сергей Петрович и потряс кистью.
– Почти угадал, – засмеялся Лёха. – Барменом работал, но последние капли руками из бутылок выжимал. Для эффективности трудового процесса и экономии.