в середине зимы. К этому готовились все. Но пока только морально. В те времена ещё нельзя было точно увидеть на экране аппарата – мальчик будет или девочка. Поэтому и одежду первоначальную, коляски и прочую мелочь впрок не готовили, не закупали. Розового цвета всё должно быть или голубого – знал только господь бог, в которого верить было не положено в социалистической действительности. Живот Надежды намекал размером на то, что вскоре все начнут носиться по магазинам и, пока она лежит в роддоме, затариваться всем или розовым, или голубым. С сентября шестьдесят девятого, со дня свадьбы, вроде и срок невелик был до зимы семьдесят первого, а сколько всего произошло. Хорошо, что ничего не стряслось. Стряслось – это значит плохое случилось. А произошло много хорошего. В конце ноября семьдесят первого, незадолго до того как дочь родилась, Лёху забрали в армию. Служить в ВДВ. Потому, что первый разряд по легкой атлетике. В десантуре спортсменам легче, да и толку от них больше. Но зато за год перед этим патриотическим фактом биографии чудесным образом ещё одно событие поразило Лёху. Вроде сам Зевс подобрел и пустил в него молнию очень мягкую, не злую, зарядившую оптимизмом и всякими перспективами хорошими. Вызывает его однажды, в первый день зимы шестьдесят девятого декан по фамилии Штейн и сообщает, что из областной редакции газеты «Ленинский путь» пришел запрос от главного редактора. О том, чтобы институт позволил Маловичу Алексею считаться «вольным» студентом со свободным посещением занятий. И я, сказал декан, его просьбу удовлетворил. Иди, сказал он Маловичу, устраивайся в штат газеты, но зачёты и экзамены сдавай как положено. Как тебе это удастся всё не знаю, но решение уже принято. А Лёха ещё и насладиться не успел учебой за год-то всего.
Но, приказ есть приказ! Пошел он тут же к главному редактору и он ему сказал следующие золотые слова:
– Мне сейчас очень репортёры нужны. Я перебрал всех внештатников: не подходит никто. Перечитал твои репортажи, которые на доске лучших материалов висели, и решил попросить в институте, чтобы дали тебе свободное посещение. Есть такой пункт в учебном кодексе. Ты там вроде как учишься, экзамены сдаёшь, но под свою совесть. Хочешь – учишься и всё успеваешь. Не хочешь – диплома тебе не будет. А тебя беру в штат пока на девяносто рублей. Пойдет? Тогда пиши заявление и клади мне его на стол. Работать будешь в отделе информации и репортажа у Игоря Матрёненко в подчинении.
– Ну, пока устраивает сумма. И отдел информации тоже, – ответил Лёха лениво, чтобы не подпрыгнуть от радости и не показать главному редактору, что он – мальчишка ещё, который от счастья запросто мог бы и сплясать на ковре редакторского здоровенного кабинета, а самого Тукманёва Николая Сергеевича зацеловать как влюблённая девочка.
По дороге из редакторской приёмной зашел к отцу в сельхозотдел. Новость сообщил.
– Хорошее дело, – улыбнулся батя. – Давай, врубайся. Бегай больше. Пиши раскованней, ярче. Хотя, собственно, ты так и пишешь. В общем, с тебя всему коллективу – ящик хорошего марочного вина и вечер посвящения в корреспонденты. Не тяни. Коллектив не оценит.
Игорь Матрёненко сразу задание дал: принести через день репортаж с нового хлебозавода. Ему двадцать лет исполняется. Сто пятьдесят строк плюс два снимка.
– Сейчас ничего не надо от меня? Может вычитать, отредактировать что? –
спросил корреспондент Алексей Малович.
– Не, не надо. Я уже сам все сделал. Утром к десяти приходи, – Игорь пожал ему руку и пошел к редактору по своим делам.
Вечером батя позвал его на кухню и спросил: не рука ли Игната Ефимовича Альтова как волшебная палочка взлетела над Лёхиной головой? Не он ли намекнул главному редактору, что пора тебя официально погружать в профессию, о которой ты бредил во сне и наяву?
– Ты пойди, спроси у жены, – отец посмотрел в окно и постучал костяшками пальцев по подоконнику. – Что-то как-то быстро всё…
Лёха пошел в свою комнату. Надежда, откинувшись в кресле к спинке, уложила тетрадку на выдающийся живот и что-то проговаривала на английском вполголоса.
– Не тесть меня освободил от занятий и устроил в штат редакции? – Лёха сел рядом на мягкий новый стул.
– А оно ему надо? – с еврейской интонацией ответила жена. Переобщалась, наверное, с Эйдельманами. Точнее – с Эллой Моисеевной. – Отец же тебе сказал. Пока сам его не попросишь, он помогать и проталкивать тебя в карьеру не будет. Ты не просил?
– Ну, знаешь же, что нет, – психанул Лёха. – Просто странно это. Я у главного редактора неделю назад был. Игорь Матрёненко посылал, чтобы он репортаж мой из цеха изготовления неоновых огней в печать подписал. Так он и не намекнул на работу в штате. Вообще. А тут вдруг – бац! За один день перевели меня из студентов в корреспонденты с окладом в девяносто аж рублей. Больно уж лихо как-то. Как в сказке.
– Ну, ты же рад? – улыбнулась Надя. Иди сюда. Она обняла Лёху, поцеловала и потрепала волос. – И учиться будешь хорошо, и работать ещё лучше.