Я твой день в октябре

Кровать была украшена тёмно-синим матовым покрывалом с золотистыми прожилками вдоль и поперек и двумя подушками в таких же наволочках.

– Во, бляха! – Алексей с открытым ртом прошел по ковру к огромному шкафу, отлакированному в тон кровати и ковров. Открыл. Заглянул. Шкаф пока ничем не заполнили и он на глаз прикинул, что любая жена может запросто спрятать в нём до десятка любовников средней упитанности в один приём. На окне висели тёмно бордовые портьеры, похожие на позавчера запёкшуюся кровь. Между ними фалдами и волнами выделялась синтетическая тюль розового цвета. Вся в продырявленных кружочках больших и маленьких. Перед шкафом висел портрет Нади примерно годичной давности. Жена ласково улыбалась и этим только влила Лёхе в душу порцию покоя.

– Надо ж, блин! – изумился Лёха и пошел на кухню.

– Ну как тебе, Алексей, ваше семейное гнёздышко? – прищурившись в крупнокалиберных своих очках хитро спросила тёща.

– Да озвереть! – Лёха засмеялся и поднял вверх большой палец. – Музей. Руками не трогать! Короче, здорово! Даже лучше, чем у вас дома.

– О! Вот это мне комплимент! – порадовалась Лариса Степановна. – дома-то не я руководила. Игнат Ефимович каких-то двух тётушек из Алма-Аты вызывал. Они там ЦК партии обслуживают. Специалисты по интерьерам. Но тоже ничего. Сойдет. А тут я сама всё подобрала. Кстати, мама твоя мне тоже пару ценных советов дала. Молодец. Она у тебя культуру понимает.

– Ой, ну что вы! – смутилась мама. То ли реально, то ли сыграла. Не разобрал Лёха.

– А жена-то моя где? – он выпил чашку чая залпом и печеньку съел.

– Она скоро приедет, – Лариса Степановна улыбнулась. – С подругой моей Эллой Моисеевной уехала за одной очень приятной вещицей для дома. Часам к пяти вернется. А к семи мы всё перевезём и она тоже приедет. Ночевать теперь будет, как положено, под боком у мужа.

И обе мамы заливисто засмеялись, после чего тёща вдруг хлопнула себя по лбу и воскликнула.

– Алексей, так тебя же к четырем Игнат мой Ефимович ждёт. Парой слов хочет с тобой один на один переброситься. Очень просил, чтобы ты подъехал. Глянь в окно. Нет там нашей машины?

– Стоит, – глянул Лёха. – Иван Максимович зеркало протирает на улице.

– Ну, тогда давай. Быстренько. А через часик приедете, да я домой отправлюсь. Мы пока поболтаем ещё.

Ехать на «волге» недолго. Машина – сказка. Долетели за пять минут. Так показалось.

– Проходи на кухню и садись, Алексей, – Игнат Ефимович открыл дверь в шортах с полоской по бокам и в белой футболке с номером семь на груди.

– А семь почему? – спросил Лёха.

– Не знаешь, что ли? – засмеялся тесть.– Семь – счастливое число. Пошли, пару слов тебе скажу. Объясню кое-что. Мне тут недавно донесли уже про разговор ваш на лестнице. Ты-то трезвый был, потому говорил все верно. Так мне сказали. А вот работнички мои поддатые чушь полную несли. В понедельник схлопочут по полной за недостойное областных руководителей поведение.

– И кто ж настучал? – серьёзно спросил Лёха.

– Кому положено, тот и доложил, – тесть посерьёзнел. – А теперь слушай внимательно. Я не собирался, не собираюсь тащить тебя в наши структуры. Слышишь меня?

– Ну, – сказал Лёха. – А чего они тогда лепят горбатого? Извините.

– Идиоты, мать иху! – Игнат Ефимович налил себе и Алексею минералки. Выпил. – Они боятся, что я запущу тебя в наши коридоры власти, а ты мне потом будешь сообщать всё обо всех. Кто где был, про кого что сказал. Про меня. Про Бахтина. Они ж нас там сами в своих кружках и кружочках матерят-костерят от всей души. Боятся, а потому ненавидят. А боятся, потому, что я их пахать заставляю, по районам мотаться. А они хотят сидеть в кабинетах и по телефону дрючить всех подряд, наслаждаться силой своей властной.

– Ну, они многие мне убежденно говорили, что вы меня чуть ли ни на своё место будете тянуть, – Алексей хлебнул минералки и задумался.