Я твой, Родина

Николаю не нравился слишком спокойный тон, которым говорил Юрий о таких вещах. «Рассуждает, как старикашка!» Ему захотелось взбудоражить этого невозмутимого парня. «Подумаешь, надел погоны офицера, овладел техникой и думает, что достиг в жизни всего». Он чуть было не начал высмеивать Юрия, что тот подбил брошенные немецкие самоходки. Но вспомнив, как Юрий был доволен этим, как у него горели глаза, Николай сдержался. Потом все-таки спросил:

— Ты сегодня здорово увлекся, когда самоходки противника увидел? Правда?

— Чем? Всем? Почему? Я готов выполнить любое, что мне поручат. Это долг офицера. Но не влюбляться же мне в войну. Она не девушка.

Николай промолчал. Ему хотелось относиться к Юрию как к младшему товарищу, но он почувствовал, что это невозможно — Малков был грамотен и рассуждал самоуверенно. Николай обдумывал, как вернее сказать о больших целях войны — об освобождении государств Европы, которые после этого, наверняка, пойдут по другому пути — за Советским Союзом. Юрий в это время спросил:

— У тебя симпатия есть в тылу?

— Какая симпатия?

— Ну, девушка любимая. Невеста, что ли.

Николай покачал головой:

— Невесты нет. Знакомых много.

— А у меня есть. Вот смотри. — Он вынул фотокарточку девушки и показал. — Вот. Она у меня химик-огнеупорщик. Знаешь огнеупоры? Печи мартеновские из них делают, кирпич такой. Слыхал когда-нибудь? — Он помолчал и продолжал. — Когда глядишь смерти в лицо, думается о самом дорогом. Правда? Смешно! Вот мы с ней только в средней школе вместе учились, а она для меня все: и боевое счастье, и радость. Посмотрю, вспомню Свердловск, гранитную набережную, пруд. Или лес. Там, ведь знаешь — сядешь на трамвай — и прямо до леса можно доехать. Эх! Когда только я опять там буду?

— Погоди, погоди, — перебил Николай, рассматривая фотографию. — Я где-то ее видел. Стой. По-моему она похожа на нашу Соню — радистку бригадной станции. Да, да. Точно.

— Соня Потапова? — спросил Юрий, и голос его стал сиплым.

— Не знаю. Может, Потапова. — Николай внимательно взглянул в смущенное лицо Юрия. Тот спросил:

— Давно она здесь, эта радистка?

— Уже давненько. А что? Да ты не беспокойся — может это и не она. Может, ошибаюсь: я видел ее всего два-три раза. Но похожа…

Юрий старался скрыть свое смятение. Он зачем-то полез в карман гимнастерки, потом в другой. Ничего не отыскал и вопросительно посмотрел на Погудина.

— Славная девушка, — Николай взял портрет, подержал его перед глазами в вытянутой руке и отдал обратно.

Он представил себе радистку Соню, которую майор Никонов называл «глазастой». Николай видел ее на совещаниях у начальника связи бригады, когда тот собирал в перерывах меж боями офицеров и радистов. Как-то случалось, что его место оказывалось против радистки бригадной станции.

Соня обычно сидела, подперев рукой голову, изредка что-то записывала в свою тетрадку, никогда не выступала. Николаю нравилось смотреть на нее. «Какая она усталая, лицо бледное. Это, наверное, от того, что целые сутки проводит у рации в своем ящике». Сонина радиостанция помещалась в крытом кузове грузовика. Николай никогда не бывал там, но представлял: наверное, там по-домашнему уютно… Случалось, Соня почувствует на себе внимательный взгляд Погудина и посмотрит на него. Взор у нее открытый, смелый, сначала будто удивленный, а потом ласковый, чуть насмешливый.

Но Николай ни разу не подумал набраться храбрости и заговорить с этой девушкой. И сейчас он с любопытством слушал Юрия, который, может быть, и на самом деле знает именно ее, любит Соню.

Он тряхнул головой и потер пальцами лоб, стараясь припомнить какие-нибудь особенные приметы радистки, чтобы выяснить с Юрием, действительно ли это и есть Соня Потапова. Но ничего, кроме больших выразительных глаз, не вспомнил. А Юрий вдруг решительно сказал:

— Знаешь, откровенно говоря, она мне вовсе не невеста. Это я так просто… Какая невеста! Она даже и не знает, как я ее… как она мне… — Юрий застенчиво улыбнулся и махнул рукой — запутался, мол. А Николай подумал: «Он, вообще, кажется, парень славный! Другом будет хорошим». Юрий совсем уже доверительно продолжал: — Я с ней не встречался, как в армию ушел. И до этого, когда в институт поступили после школы, тоже редко виделись. А вот когда меня на фронт из училища направили, домой заехал, взял на счастье ее портрет из альбома со школьными фотографиями. Ведь мы с ней дружили в школе.

Николай внимательно слушал его. Даже рот слегка приоткрылся. Он не сводил с Юрия глаз и спросил:

— Ты любил ее?

— Нет, — снова смутился Юрий. — Какая там любовь… в школе… Просто часто вместе бывали. Хорошие знакомые.

— А чего ж ты тогда ее карточку таскаешь? Может она другого любит?

— Нет. У нее никого нет, — сказал Юрий твердо. — Это я знаю. А сейчас она для меня все. Я в честь ее на любое дело пойду.

— Да ну?.. — Николай опустил голову и глядел исподлобья, изучая нового приятеля. Юрий переменил тему разговора.

— Ты до фронта кем был?

— Подручным сталевара, — протянул Николай. — А ты?

— Я был студентом. Первый курс механического факультета окончил.