Маленький ключик идеально подходил к замочку на дневнике. Я несколько поколебалась, но решила, что мне жизненно необходима информация. И открыла дневник.
Солнце клонилось к закату, когда я дошла до конца записей. Ровные рукописные строчки прерывались, оставляя только чистые кремовые листы.
Заперев дневник и отложив его, я спрятала ключ и погрузилась в размышления.
Жизнь у моей предшественницы была не сахар, и хоть по написанному это было трудно понять, самые яркие и болезненные моменты вспыхивали в моём сознании, как то видение бала. Поэтому я могла прочувствовать каждое такое событие… и душой искренне жалела бедняжку.
Получается, теперь меня зовут Эмилия Сансат. Так представилась в самом начале дневника эта девочка, ведя его в стиле «мой дорогой дневник, сегодня я…»
Этот наивный, детский стиль тронул меня. Всё то, что происходило с девочкой, явно не подходило такому нежному созданию. Она лишилась матери в раннем младенчестве, и её вскормила няня — та самая женщина в чепчике, её звали Лорель. Следом за матерью ушёл отец — без вести пропал, скорее всего, погиб, но его тело так и не было найдено.
Лорель очень любила девочку, но няня — по сути прислуга, и не может противостоять воле того, кто её нанял, а нанял её дядя Эмилии — жестокий и, откровенно говоря, противный мужчина по имени Андор, дядя по маминой линии. Он проявил великодушие и взял племянницу к себе, но позже оказалось, что ему вовсе не хотелось просто пригреть сироту и безвозмездно вырастить несчастную девочку.
Как упомянула Лорель, Эмилия была боевым магом по природе, это был первый поток её магии. В этом мире у каждого человека по два магических потока, первый открывается почти сразу после рождения, а второй — на пятнадцатилетие. Эмилии было уже восемнадцать, но второй поток так и не проявил себя. И она справедливо полагала в своих записях, что дело в кулоне, через который дядя забирал её силы.
Я вспомнила тот разговор с дядей, который увидела одновременно своими глазами взрослой женщины и глазами Эмилии, наполненными детской наивностью.
— Эмилия, тебе уже десять лет, верно?
Эмилия робко кивает, хотя на самом деле ей девять, а десять исполнится только через полгода. Она просто испытывает затаённый страх перед грузной фигурой дяди и его тяжёлыми квадратными кулаками, и не хочет ни поправлять его, ни перечить ему.
— Через некоторое время к нам начнут приходить и свататься к тебе. Ты красивая девочка, — меня пробирает дрожь при этих словах, и Эмилию тоже, но она пытается это скрыть и опускает голову. — И я думаю, что тебе надо сохранить свою утончённость. А боевая магия… она грубая, требует постоянных тренировок… где ты будешь бить и тебя будут бить. Понимаешь?
Эмилия кивает.
— И среди девушек нормально в таком случае отказываться от своей магии. Видишь ли, никакому господину не захочется, чтобы его жена была мускулистой, словно мужчина. Или могла победить его в поединке. Ты понимаешь?
Эмилия прячет дрожащие пальцы за спину. Ей некомфортно и неловко слушать дядю, но она не может произнести ни слова и просто кивает.
Я же чувствую каждый виток манипуляции и проникаюсь отвращением к этому человеку.
Из остальных воспоминаний Эмилии я могу понять, что были и другие девочки с подобной магией, и никто из них не отказывался ни от тренировок, ни, тем более, от своей природы. Наоборот, магиня в семье была гордостью, а боевая магиня даже могла обеспечивать свою семью, пока не выйдет замуж. Он просто лжёт.
— Итак, раз тебе всё понятно, я хочу предложить тебе это, — он достаёт из шкафчика бархатную длинную коробочку, движением руки снимает запирающее заклинание и открывает её. На подушечке лежит кулон с цепочкой, чёрный круглый камень, и от его вида мы с Эмилией вздрагиваем вместе. — С помощью этого артефакта мы остановим развитие твоей грубой магии, и ты сможешь уделить больше времени этикету, танцам, вышивке… и прочим милым женским занятиям. Ты согласна?
Я бы отдала всё, чтобы остановить её. Но бедная девятилетняя девочка думает, что дядя знает лучше, что может быть он прав, что он принял её в семью, и поэтому надо его слушаться, даже если совсем не хочется.
И Эмилия кивает в четвёртый раз и делает шаг ему навстречу.
— Умница, — говорит дядя и надевает ей кулон на шею. Где-то внутри тела, в грудной клетке, образуется тёмная воронка, по венам словно растекается холодная пустота, прямо как в последние мгновения моей прошлой жизни… и я понимаю, что Эмилия теряет магию.
Кулон на шее дяди холодно светится в ответ, и его губы разъезжаются в улыбке.
Вынырнув из воспоминаний, я задумчиво прикоснулась к цепочке на шее. Холодный металл никогда не грелся на коже, наоборот, всегда отнимал тепло. Эта вещица, скорее всего, мешала Эмилии открыть второй поток и делала её очень хрупкой — как физически, так и ментально. Якобы заботясь о ней, дядя по сути её изувечил, но при этом сам становился сильнее, ведь его собственная боевая магия росла благодаря Эмилии.