«…Я тебя понял, — прозвучало в ушах глухо и тускло. Совершенно растерявшись от такой реакции Вереска, я не нашлась, что ответить, но он и не ждал ответа, продолжая также невыразительно: — Я подумаю, что можно сделать для помощи в твоём поступлении. А пока я должен идти, Эмилия. Если что-то случится, сообщи.»
И я ощутила холодную пустоту, будто только что сбоку от меня был собеседник, согревающий теплом своего плеча и искренним участием, а теперь его не стало.
Итак. То, что я сделала с драконом и нашей связью, было настолько непростительным злодеянием, что заслужило осуждение Вереска. Меня и до этого кололо чувство вины, и совесть не давала забыть лицо моего истинного, когда тот лишился своей пары, — ну а теперь я, видимо, не смогу спать по ночам.
Я обернулась и заметила, как ко мне спешит Оллин.
— Всё, проверяющие вышли и двигаются от головы к хвосту, — он опасливо поглядел вперёд, в сторону стены.
Там, почти не выделяясь из ночной темноты, медленно шагали две мрачные фигуры, головы до ног закутанные в плащи, полы которых тяжело хлопали на ветру.
Мы поспешили к обозу, дожидаясь проверки. Оллин перекинулся парой фраз с теми тремя мужчинами, которым он меня представил перед поездкой, и один из них глянул в мою сторону, спрашивая у парня:
— А магичка что? Проблем не принесёт?
— А это моя сестра. Приёмная, как Рин, — Оллин многозначительно поднял брови, давая всем понять, что надо придерживаться этой легенды. Я удивлённо посмотрела на него. Он поймал мой взгляд и смущённо улыбнулся: — Если ты не против, конечно.
Я заверила его, что не против. Но упоминание Рина и то, как Оллин пришёл к тому же решению, которое предлагал Вереск, сильно меня удивило.
Когда они обсудили между собой все вопросы, нам оставалось только ждать.
Телега за телегой, таможенники тщательно осматривали каждый мешок, каждую коробку. Заставляли торговцев начисто опустошать свои повозки, проверяли днища, углы, даже переворачивали телеги, просматривая их снизу и прокручивая колёса. Следом за этим они строго допрашивали людей, и я заметила синие отблески магии, когда они задавали вопросы.
Значит, пользуются магией сознания.
Стараясь не испытывать неловкость, которая противным осадком сидела в душе после разговора с Вереском, я отправила ему мысленное послание с вопросом:
«Господин Вереск, проверяющие используют магию сознания, как далеко заходят их полномочия и что они могут спрашивать?»
Ответ пришёл почти незамедлительно:
«У них строго регламентированный порядок опросов. Но они могут проверять твои ответы на правдивость, так что будь крайне аккуратна в выборе слов.»
Приняв это во внимание, я сказала Оллину:
— Не ври им напрямую. Я заметила, что они пользуются магией — значит, сразу определят ложь.
Оллин напрягся, как и мужчины рядом с ним. Затем он сказал:
— Понял тебя, — и когда он повернулся к остальным, те кивнули.
Спустя половину обоза, проверяющие оказались возле нас. Из телеги уже вытащили мешки и деревянные ящики, и те ровными рядами выстроились на земле перед проверяющими, но таможенники первым делом подошли к телеге, чтобы осмотреть её. Спустя минуту одна из мрачных фигур вернулась к нам, пока вторая с поразительной лёгкостью подняла телегу и перевернула её.
— Цель проезда, — без выражения, без вопросительной интонации прозвучал мужской голос. В темноте его капюшона не было видно лица, и это вызвало дрожь не только у меня, но и у всей группы. Словно под капюшоном нет человека, а только хладнокровная сущность, не знающая жалости и понимания.
Опрос проходил как разговор с роботом. После каждого ответа проверяющий останавливался, а всполохи магии из черноты его капюшона подсказывали, что слова проходят проверку. Наконец он перешёл к нам с Оллином, и мне показалось, что на мгновение меня пронзил сканирующий холодный взгляд. Жуткое ощущение.
Те же вопросы: цель проезда, что везёт, куда именно направляется, как будет сбывать товар, что собирается делать после ярмарки… Оллин отвечал без запинок, но в его позе и выражении лица читалось опасение. Безликий проверяющий повернул голову ко мне, и по коже вновь прошёл мороз.
— Цель проезда, — отдал он команду отвечать.
— Я взял её с собой, чтобы помогала по дороге, — тут же выступил вперёд Оллин, и капюшон на мгновение повернулся к нему, блеснул синим, и таможенник заговорил:
— Я обратился не к тебе. Цель проезда, — вновь сказал он мне.
— Мама Оллина попросила взять меня с собой, — сказала я чистую правду.
Всполох синего в густой черноте капюшона, и страж продолжил:
— Чем торгуешь.
— Ничем.
Синие искры.
— Род деятельности.
— Никакого.
На этот раз пауза была чуть дольше, хотя синий свет уже загорелся и погас.
— В чём заключается твоя помощь.
— Составляю компанию, — невинно ответила я и хлопнула ресницами. Ведь по сути я ничем в дороге не помогала, кроме того, что изредка мы с Оллином разговаривали, прогоняя скуку.
В этот раз синие всполохи мерцали дольше обычного, и я успела немного занервничать. Наконец проверяющий низко склонился ко мне, подставляя моему взору пугающую пустоту на месте, где должно быть лицо человека, и спросил: