Я у мамы дурочка

На свою фирму я пришла ранней весной, через полгода упоительной свободы. Честно говоря, соскучилась по её коридорам, по людям, с которыми работала бок о бок с самого института. Повидаюсь и уйду, у меня впереди ещё полгода свободы! Но чувство было такое, словно погуляла и вернулась домой.

Мне так обрадовались!

– Света, тебя сам Бог послал! Выручай! Понимаешь, надо писать сценарий учебного фильма. Мы предложили одному парню, вроде не чистый технарь. Он взял сутки на обдумывание и отказался. Возьмёшься?

– Возьмусь, только мне нужно раньше съездить в Москву на недельку.

– Да ты и так поедешь в Москву, завтра же. Сценарий надо писать в Москве. Соглашайся, ты очень выручишь всех.

Конечно, я согласилась безоговорочно. Сценарий – это интересно! Да ещё в Москве! Она притягивала меня, не утоляя жажду общения короткими командировками.

В первый же день моего возвращения на фирму поднимаюсь в огромном, забитом людьми грузовом лифте, человек двадцать, если не больше. И вдруг знакомый голос:

– Что, не выдержала вольных хлебов, слабо? Вернулась к кормушке?

– Николай Семёнович, здравствуйте.

Это был не тот человек, с которым, мягко говоря, мне хотелось общаться. Он даже не пытался казаться порядочным! А я и не пыталась скрывать своего к нему отношения.

– Да нет, мне предложили интересную работу.

– Какую?

– Сценарий учебного фильма.

– По какому заказу?

– Не знаю ещё, – ответила я, хотя прекрасно знала. Инстинкт, выработанный за семнадцать лет работы…

День летел, как сумасшедший. Мне дали только этот, единственный, на всё про всё – приказ о возвращении, командировка, командировочные, аванс…

Кто-то окликнул меня в коридоре:

– Света, тебя ждут у главного!

– Иду, спасибо!

В кабинете за столом для заседаний сидело человек двенадцать ведущих специалистов, всех я знала по именам, почти со всеми была на ты.

– Проходи, садись. Ну, Света, как ты могла! В лифте! И кому – известному провокатору! Он прямо из лифта пошёл в первый отдел и накатал докладную, что ты сказала про сценарий и назвала шифр изделия!

Я онемела. Не придала же никакого значения утреннему разговору!

– Ребята, что бы вы ни сказали – у вас и слов таких не найдётся, какие я сама себе говорю! Я просто расслабилась за эти полгода! Но никакого шифра я не называла, не до такой же степени…

– Вот пойди в первый отдел и повтори всё. Какая командировка, если тебя лишат допуска! И уволят, не сомневайся, не возьмут ни на какую работу!

Я выхожу из кабинета и прислоняюсь к стене в коридоре. Ну, Николай Семёнович, ну, виртуоз! Ему бы в органах работать… А может, он и работает там.

Я хочу писать этот сценарий! Я хочу в Москву!

Но поверят ли мне, что я не называла шифр изделия? Надо вспомнить, кто из знакомых был в лифте. Не могу, только его физиономия и маячит перед глазами.

Спускаюсь на второй этаж.

– Да, я знаю, что вы не назвали шифр изделия. Наш работник ехала в этом же лифте. Но всё равно я от вас этого не ожидала.

– Простить себе не могу…

– Идите работайте, но будьте осторожны!

– Спасибо вам!

Медленно иду по коридору. Мне не верится, что всё позади, что Господь уберёг меня и на этот раз – женщина из первого отдела оказалась в этом же лифте! Совпадение? Я не верю в совпадения!

Он прошёл мимо меня, легко двигаясь на костылях, скользнул по мне спокойным взглядом. Он что, ждал меня в этом коридоре?

Я смотрела ему вслед. Пыталась понять и не могла – как это человек может делать подлости, не смущаясь, не отводя глаз!

Не понимала и сейчас не понимаю.

Как стать писателем

Книжку мою, оказывается, ждала не только я. Очередное собрание Союза отложили до её выхода! Наверно, всё же вмешалась Москва в мою судьбу.

В Союзе делали вид, что не понимают, почему моя книжка не выходила десять лет. Пётр Васильевич как-то говорил при мне:

– Мы спрашиваем у издательства, почему Светлану держали так долго? Отвечают – не росла.

– А теперь?

– А теперь выросла.

Чепуха, конечно, если смотреть по датам под стихами.

Приём в Союз в то время был сложнейшей процедурой. Самый начальный этап – секция поэзии, которой руководил Гарнакерьян. От него можно было ожидать чего угодно, поэтому на моё обсуждение пришло четыре члена правления – и поэты, и прозаики.