Я у себя одна, или Веретено Василисы

Ты меня подставил и использовал, вывел из бизнеса, настоял на ребенке. А когда ребенок родился и я уже от тебя полностью зависела, ты дал мне почувствовать, как мало я из себя представляю сама по себе. Каждый раз, когда ты даешь мне деньги, ты устраиваешь из этого представление. Ты, видите ли, забываешь о таком пустяке: оказывается, нам тоже нужно на что-то жить! Ты прекрасно знаешь, дрянь, что мне некуда деться и я рано или поздно попрошу. Все выглядит вполне пристойно, а на самом деле фарс! На день рождения ты передаешь мне дорогущий букет с шофером – это не издевательство? Ты приезжаешь ко мне смотреть телевизор и иногда лениво потрахаться, у тебя все в порядке, тебе просто нужно немножко развлечься и отдохнуть. И я! Тебя! Ненавижу! (Каждое слово отбивается кулаком по подушке.)

Я хочу, чтобы ты не просто сдох, а сперва разорился. Чтобы тебя предали все, кому ты доверяешь. Чтобы ты пересчитывал копейки, продавал вещи, чтобы у тебя замолчал телефон. Я хочу увидеть тебя в вонючей районной больнице, в палате на двадцать коек, в застиранной майке, чтобы ты мычал и харкал, чтобы на тебя матом орали санитарки, чтобы ты валялся на засранной клеенке. И может быть, я принесу тебе фруктов и заплачу за новое судно. Если, увидев тебя там, смогу перестать ненавидеть. Если.

(Это еще не конец, продолжение следует. Привожу этот текст, чтобы вы могли представить, до какой степени мы на группе «смываем макияж».)

В фантазиях о мести обидчик и жертва как бы меняются местами – ну а как же, само слово состоит в прямом родстве с невинными «вместо» и «возместить». И если не навсегда, то хотя бы на миг «они» – чаще «он» – узнают, каково быть зависимой, испуганной, жалкой. Или пусть даже не узнают, достаточно вообразить. «Сладость мести» действует как обезболивающее, временно снимая нестерпимое чувство бессилия и подменяя его иллюзорным и кратким, но противоположным чувством безграничной власти, всесилия. Что, поняли теперь? То-то! Реальный ущерб – в том числе и себе – не в счет. Удовлетворение самой главной сейчас потребности – в контроле, абсолютной власти – вот что важно. Особенно ярко эта странная нерациональность мстительниц проявляется в тех случаях, когда орудием мести становится причинение ущерба самой себе. Скажете, это удел неуравновешенных людей? А не случалось ли вам распевать в разошедшейся дамской компании «Окрасился месяц багрянцем»: «Нельзя? Почему ж, дорогой мой? А в горькой минувшей судьбе ты помнишь, изменщик коварный, как я доверялась тебе!» – в общем, а утром качались на волнах лишь щепки того челнока. К слову сказать, такое бесшабашное, «отвязанное» пение – своего рода «психодрама мести», даже с обменом ролями: ведь и за «изменщика», и за «красотку» поем. Я бы не рискнула утверждать, что тема мщения уж совсем нам чужда. Возможно, большинство из нас просто умеет вовремя остановиться и не нуждается в буквальном следовании этому р-роковому сюжету.

И разве хоть одной из нас совсем уж незнакомо желание попрекнуть семью или коллег своим бледным, изнуренным видом: смотрите, что вы со мной делаете, до чего вы меня довели! Что ж поделать, пассивная агрессия – тоже агрессия, но обладает к тому же преимуществами: за нее не наказывают, она позволяет остаться «хорошей» и при этом сделать так, чтобы «им» было нехорошо, от нее не остается чувства вины… Что-то такое вспоминается из Пушкина относительно «хитрых низостей рабства», но это, конечно, о крепостном праве. Которое, конечно же, не имеет к нам ну ни-ка-ко-го отношения.

Вернемся в группу. Героиня, Арина, закончила свой монолог.