Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

- Нет, - величественно отозвался он. – Ну ничего, это можно исправить. Ладно, пошел я. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - отозвался Глеб, опуская руки. Он склонил голову, вслушиваясь, как Макар энергично поднимается наверх, как хлопает дверь в его комнату, и встал. Время было позднее. Время было спать. Он набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул. И что-то говорило ему, что со сном могут возникнуть проблемы. Оставаться одному не хотелось, хотелось избавиться от вечно серой пустоты.

Глеб неторопливо поднялся по лестнице, вслушиваясь в звуки наверху. Но квартира ответила ему тишиной. Он постоял немного перед дверью своей комнаты, словно в ожидании чего-то, и открыл дверь. В комнате было темно и тихо. Он помедлил немного, прежде чем включить свет. Кажется, впервые за бесконечно долгие месяцы он не готовился НЕ увидеть в ней Дениса. Глеб осмотрел ее еще раз и прислонился спиной к двери. Время летело. Боль притуплялась. Притуплялась надежда. Не хотелось думать, чего было больше в их отношениях – чувств или привычки, и так ли плоха она была, эта привычка. Только вот Денис никогда бы не позволил себе влезать Глебу под кожу, когда у того были проблемы на работе, как это без задней мысли сделал Макар. Глеб вспомнил, как долго могло длиться отчуждение после того, как Глеб говорил ему: «Отстань», и как нелегко было ему подойти и позвать ко столу, например. И как долго он чувствовал неловкость после подобных совместных ужинов. И как неловко ему было заходить на кухню пару часов назад, и как быстро исчезло это ощущение. Глеб отлепился от двери и подошел к комоду, на котором стояло несколько фотографий. Взяв одну, он вгляделся в глаза человека, на ней запечатленного, и обвел контур его лица. Поставив ее на место, Глеб пошел в ванную. Завтра на работу.

Лежа в темноте в постели и глядя в потолок, он снова и снова лениво обдумывал события прошедшего дня. Все-таки он прошел неплохо. Тополев, раз уж он знал долго про ориентацию Глеба и его отношения и ни словом, ни намеком не показал этого, действительно имел в виду отношение общества к этому щекотливому, если не сказать грубее, вопросу. Он попытался проверить Глеба на прочность, наверняка разочаровался, что не получилось сломать его, но и остался удовлетворенным – ему же хорошо, что его работник так вынослив. И дома его больше не поджидает пустота.

Глеб закрыл глаза, привычно дожидаясь вязких воспоминаний. Но следующим, что его потревожило, был звонок будильника.

Утро было мерным, как всегда. Солнце заглядывало в окно. День обещал быть ясным и жарким. Глеб не мог переключиться на новости, все время переводя взгляд за окно и наслаждаясь видом яркого голубого неба. Утренняя пробежка была наполнена странными посторонними мыслями, например, как провести следующие выходные, и эти мысли вызывали добродушную усмешку и что-то похожее на предвкушение. В конце концов, можно еще раз вырваться к тому озеру. Макар должен разобраться со своей сессией, и маленький праздник будет более чем обоснованным.

К завтраку Глеб спустился в отличном настроении. Макар таковым похвастать не мог. Он был ершистым, раздражительным, агрессивным. На пожелание доброго утра он буркнул что-то невнятное и снова уткнулся в свою чашку. Глеб уселся напротив и дотянулся до его носа. Легонько щелкнув по нему, он поинтересовался:

- Неужели экзамен настолько страшный?

Макар дернулся, отшатнулся и недовольно засопел.

- Что ты руки распускаешь? – вознегодовал он. – Что я тебе, игрушка плюшевая? Или пупс какой, которого тискать можно? Вообще обнаглел!

- Грешен, каюсь, - Глеб ухмыльнулся. – Господин домомучитель, я дождусь своего кофе?

- Ну ты вообще обнаглел! Забыл уже, где этот твой агрегат стоит? – огрызнулся Макар, вставая. – Ты вообще на мою шею сел и едешь, и едешь.

- Безобразник, - охотно подхватил Глеб, смиренно дожидаясь кофе. – Так экзамен сильно страшный, что ты так дергаешься?

- Да не. Я вроде все выучил, но старпер, которому я его сдавать буду, он странный, ну, не совсем чокнутый, но уже такой, с тараканами. Кто его знает, с какой ноги он встанет. Про него разные истории рассказывали. В каких группах он всем просто выставлял, а кого до вечера мучил. А тут не знаю. Понимаешь, - Макар поставил перед ним чашку и уселся напротив, удобно поставив ногу на стул и оперев о ее колено подбородок. – Я хочу на стипендию вытянуть. Как бы надо хотя бы «хор». – Макар вздохнул, дотянулся до бутерброда и с аппетитом от него откусил. – То есть если не получится, ничего критичного, я у теть Наташи нормально зарабатываю, но было бы приятно.

- А социальная стипендия? – поинтересовался Глеб, отпивая кофе и с любопытством и чем-то, похожим на любование, глядя на Макара. Тот сидел перед ним, взъерошенный, озабоченный, сосредоточенный и решительный. На белой коже посверкивали веснушки, брови были сдвинуты к переносице, а нос двигался в такт челюстям. Глеб не смог не улыбнуться.

Макар перестал жевать и закатил глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза