«Я учусь ходить по земле...»

Какая же она умница, Римма Михайловна! Десять лет была среди сильнейших, а, уйдя из спорта, оставила после себя рекорд на «тройку». Он равен 5 минутам 13,8 секунды. И до сих пор не побит. И вот сейчас Римма присылает мне телеграмму, в которой желает фактически побить ее рекорд!..

...Лида начинает бег по малой дорожке. Я уже вижу, что она приложит все силы, чтоб победить. Отпускаю олимпийскую чемпионку вперед. Два с половиной круга — Скобликова впереди. Проигрываю ей две секунды. Не поздно ли будет спуртовать? Тренер подает знак: все хорошо, не рвись, не волнуйся!

Это означает, что мы обе опережаем график Риммы Жуковой, идем выше мирового рекорда.

Пять кругов позади. Лида маячит впереди. Ценой больших усилий она сохраняет преимущество в одну десятую долю секунды до последнего круга.

— Может, пора? — смотрю на тренера.

Он кивает. И, хотя силы уже на исходе, я сразу же достаю олимпийскую чемпионку.

На последнем круге я выиграла у Скобликовой 2,8 секунды. Для любого, кто имеет представление о коньках, ясно, что значат эти секунды!

Итак, задача выполнена! Вместе с третьим рекордом пришел и четвертый: первой из женщин мира я разменяла рекорд многоборья, выбравшись из ста девяносто очков.

Как же мне удалось это? Весну ли зимой повстречала? Не знаю. Знаю другое: все это я сделала на Медео — до сих пор самом несчастливом для меня катке. Медео — это мой рок, Медео — свидетель отчаяния, Медео — самый опасный мой соперник. Высокогорный Медео постоянно напоминал мне о туберкулезе, которым я несколько лет болела. Здесь и родилась легенда о том, что мне не по силам высокогорье.

И вот я победила тебя, Медео. И не только тебя. Я победила Лиду Скобликову, которой именно здесь, на Медео, я проиграла два года назад, перед Олимпийскими играми в Скво Вэлли.

Медео! Ты стал для меня теперь катком рекордов, счастья!

...Из самой трудной главы. Трехкратная чемпионка мира вновь не попала на Олимпийские игры! Мы обдумывали эту главу двадцать вечеров. Ссорились, убеждали, обвиняли друг друга в трусости и неискренности. Наконец решили, что Инга будет писать, ничего не скрывая.

Вот теперь думай, сопоставляй, вспоминай. Для меня високосные годы не радостны: я или болею, валяюсь по госпиталям, или плохо бегу, перестаю верить в себя. Странно, все эти метаморфозы происходят со мной именно в високосные — олимпийские — годы. Жизнь спортсмена не очень уж долгая. В двадцать семь тебе уже готовят замену, называют тебя ветераном. Хорошо, если ты выигрываешь, остаешься по-прежнему на голову сильнее противников. Тогда ты можешь тренироваться спокойно, не форсируя нагрузок, не ломая настроения. Но когда у тебя появляются достойные соперники?.. Собственно, так и должно быть. Раз есть соперники, значит, будут борьба и новые рекорды. Плохо лишь, что когда у тебя есть замена, то тобой не очень уже дорожат, придираются к мелочам, треплют нервы, дают понять, что спорт мало потеряет, если ты уйдешь из него.

А что делаешь ты?

Пробуешь остаться в спорте, показываешь такие секунды, которые тебе не снились и в двадцать лет. Ты все отдаешь спорту, но... тебе-то уже двадцать семь. Глупо этого не видеть... Сплошной понедельник...

Сборная страны сейчас в Иркутске. «Тренируются, счастливчики», — завидую им. Я тоже должна была лететь со всеми, был уже билет на самолет. И вдруг неожиданный приступ, больница, тоска от ожидания.

Сдав летнюю сессию, я уехала отдыхать к морю. Бегала по песчаным дюнам, тренировалась. И тогда-то впервые почувствовала: что-то во мне сломалось, болит и жжет внутри. Но я продолжала тренироваться.

И вот приступ перед отлетом в Иркутск. Меня положили в клинику, нашли язву.

Вот теперь думай... Я достигла вершины спортивной формы в подготовительный период, готова была выйти на лед — время торопило. Ведь в последних числах января в Инсбруке вспыхнет олимпийский факел. Я мечтала об олимпийском золоте. Но, видно, зря: я забывала, что начался високосный год...

Профессор лечил меня сном. Это ужасно, когда заставляют спать человека, который не любит спать.

Целый месяц я оставалась наедине со своими мыслями, нервничала, завидовала, подчас в мыслях была несправедлива по отношению к подругам, которые уехали в Забайкалье. Я стремилась вырваться из больницы, но профессор не шел на уступки. Да я и сама все понимала: три недели назад могла пробежать кросс в двадцать километров и не устать, а тут стоит мне подняться на четвертый этаж больницы без лифта, и прямо рвется сердце, а задыхаться начинала я уже на втором этаже...

«Быть может, уйти из спорта, поставить жирную точку? Сколько можно побеждать?». Я думала и об этом. Думала, ворочаясь на больничной койке, думала, когда вышла из клиники. И наконец решила: все, довольно, тренироваться не буду. Сказка кончилась. Две слезинки — конец ее. И все!