Я уеду жить в «Свитер»

– А давайте на выходных поедем в лес! Погуляем, бутербродов с кофе с собой возьмем!

– Прекрасная идея, дядя Женя, – говорит Верка, вгрызаясь в гранат. – Только у меня обуви подходящей нет. Одни сапоги на каблуках. Я, наверное, не поеду.

– Да какие проблемы, Вер? Съездим в субботу в магазин, купим все необходимое.

– Ой, что вы! Мне неудобно.

– Вера, послушай меня, – говорит папа и берет Верку за руку. – Ты теперь наша семья, правильно Юля сказала. Ни о каких «неудобно» не может быть и речи. Поняла?

– Поняла, – кивает Верка и приступает к пирожным.

Два – один в пользу Вероники Волковой.

Я судорожно соображаю, что бы еще сказать. Ну почему у меня не получается так элегантно парировать, как у Верки? Вечно я торможу. Как бы ее на чистую воду вывести, самой не утонув?

– Представляете, – говорю, – к нам сегодня детский писатель на урок приходил.

– Да ты что? А что же вы молчите? – Папа любит все, что касается детской литературы. Он сам рассказы пишет, один даже в «Мурзилке» напечатали в прошлом году. Папа полтиража скупил, кажется. – Детский писатель, надо же! Ты автограф взяла?

– Ну он не совсем детский, в жанре young-adult fiction работает.

– В смысле? – Папа английские термины не любит.

– Пишет для подростков. По-моему, неплохо. Хотя до Джона Грина ему, как до звезд, конечно.

– Здорово! – подхватывает мама. – А о чем он пишет?

– О жизни после апокалипсиса. Он нам отрывок читал из своей новой книги про атомную войну, а потом в дневниках у всех расписывался. Книжек на всех не хватило, и поэтому учительница разрешила. Зыбарев чуть с ума не сошел от счастья. Показать?

– Конечно! – волнуется папа. Такой смешной.

Я выхожу в коридор, а потом возвращаюсь с дневником.

– «Умнице Юле, которая поразила меня в самое сердце! С приветом от автора!»

– Ничего себе! Чем это ты его поразила? – удивляется папа.

– Да так. Он брейнсторм на уроке устроил, в смысле мозговой штурм, для стимуляции нашей творческой активности. На одну интересную тему. Ну я просто больше всех решений ему предложила, больше даже Зыбарева. Так что…

– Супер! – радуется папа. Он иногда так мною гордится, что неловко. – Вер, а тебе что написали, покажешь?

– Ой, Вер, да, покажи! – подхватывает мама.

Ха! Ха-ха.

Интересно, как Верка выкручиваться теперь будет? Наверное, соврет, что дневник потеряла в первый же день.

– Сейчас.

Верка преспокойно удаляется. Значит, не потеряла.

Точно, заходит с дневником. Папа – само волнение, открывает его чуть ли не дрожащими руками.

– «Замечательному, сильному и честному человеку Вере Волковой. Всегда будь собой. Все пройдет, даже это. С уважением, автор».

Что? Замечательному? Сильному и честному?

Что пройдет?!

Я вырываю у папы Веркин дневник. Она и почерк подделала!

– Какие слова хорошие, – говорит мама и долго смотрит на Верку. Та молчит, сама скромность и достоинство.

– Да это!.. Да она!..

– Юльк, – останавливает меня мама. – Не надо. Пожалуйста.

И я сажусь за стол. И я втягиваю в себя ледяную и деревянную уже макаронину.

Чпок!

Три – один в пользу сильного и честного человека.

Сердце Кая

Знаете, я в сказке про Снежную королеву, в том моменте, когда она стучит об пол посохом, и все вокруг становится ледяным, включая сердце Кая.

У меня с сердцем все в порядке, а вот ноги окоченели, хоть и в сапогах на меху. В Петербурге минус тридцать восемь градусов. Нынешняя зима бьет рекорды века. А в нашем городе иногда бывает минус пятьдесят, и ничего. Я такие сосульки в жизни не видела,! Но никогда так не мерзла! Это из-за влажности, мама говорит. Из-за того, что рядом Балтийское море.

Деревья похожи на огромные стеклянные капсулы. Еще на дикобразов – мне их так жаль! Их как будто взяли и вставили в ледяные чехлы – деревьям больно, мне почему-то кажется. Уж точно тяжело. А вокруг пар, как в ванной! Он идет у нас изо рта, от канализационных люков столбами поднимается. Дома вокруг словно закрашены старой белой краской, чуть тронешь – она осыплется. Это иней. Все кругом под толстенным слоем инея, даже бродячие собаки. Как они ночевали, где? Бедные.