Но не успеваю я обдумать новое место назначения, как мне приносят горячую пиццу с булькающим сыром и грибами изумительного землистого аромата. В этот миг я заключаю с собой сделку: больше ничего не есть во Флоренции, кроме пиццы. Еда для меня – настоящая погибель. И я буду питаться пиццей, пока не умру. Эта пицца не сравнится с американской вроде «Домино’с», у которой рыхлое тесто, напоминающее губку, и сыр, похожий на соленый пластик. Этот деликатес – словно откровение. Наверное, поэтому дедушка не дал мне задания для Флоренции – он знал, что ни один мой рисунок не сможет соперничать с местной пиццей.
– Постойте, – кричу я вслед официанту, которого совершенно не удивляет то, что на него орет странная американка. – А у вас есть здесь вай-фай?
Официант молча удаляется и возвращается с маленькой полоской бумаги, где записаны числа – пароль.
Всемилостивый боже! Я выбираю название сети, подключаюсь и жду. Наконец телефон показывает полный сигнал вай-фая.
Захожу в свою электронную почту. От Лены письма так и нет. Она даже не смогла ответить «МНЕ ЖАЛЬ», «ТЫ – ПРОСТО ОТСТОЙ» или лаконичное «НАШЕЙ ДРУЖБЕ КОНЕЦ».
Пицца съедена, и мне остается только уныло копаться в телефоне, чтобы еще на несколько минут оттянуть свое возвращение во флорентийское пекло.
И в этот самый миг я вижу в почте его – маленький красный восклицательный знак в папке с исходящими сообщениями. Мое письмо к Лене не отправилось! А с чего бы ему отправиться? Я же была в ирландском такси, в сельской местности, где нет сигнала! Сердце замирает в груди, и я не понимаю, что же испытываю: облегчение или разочарование, а может, все вместе. У меня ощущение, будто я, решив покончить жизнь самоубийством, прыгнула с моста «Золотые Ворота», но приземлилась на тонкую сетку.
Я оглядываюсь по сторонам, точно ищу где-нибудь надпись: «ОТПРАВЬ ЕГО СЕЙЧАС ЖЕ, ПОКА ЕСТЬ ВАЙ-ФАЙ!» или «УДАЛИ ЕГО, ДУРОЧКА!». Но вместо этого натыкаюсь на обыкновенную кирпичную стену и скучающих официантов возле кухни.
Делаю глубокий вдох. Потом еще один.
Но письмо так и не отсылаю.
Это путешествие важно для меня, моего творчества и дедушкиных заданий. А я не хочу, как последние двадцать четыре часа, лихорадочно обновлять почту каждый раз, когда у меня появляется доступ к интернету.
И тут выскакивает уведомление от Лены. А потом еще одно. И еще. Они накопились за все то время, что телефон не принимал сообщения.
Ответное сообщение рождается с легкостью, в отличие от того вымученного письма, которое я чуть было не отправила:
Это не карма. Друзья такого не заслуживают. Но нам с Леной точно нужен был повод броситься друг к другу в объятия и обрести взаимопонимание в вопросе парней, разбивших нам сердце. А потом пройдет еще немного времени, и все их мелкие предательства покажутся совсем ерундой.
Я оплачиваю счет оставшимися после Ирландии евро (поразительно, что, даже пролетев на самолете несколько стран, ты по-прежнему пользуешься теми же деньгами) и направляюсь к галерее, сверяясь с картой в конце путеводителя.
Галерея оказывается маленькой – это белое здание с большими окнами. Мне приходится несколько раз пройти по улице туда и обратно, чтобы в конце концов ее заметить, так как вывеску обвивает плющ. Сама художественная галерея больше похожа на здание школы или на альтернативную церковь, где священник играет на акустической гитаре.
Я захожу внутрь, и меня окатывает потоком воздуха из кондиционера. После жаркой улицы кажется, будто попала в холодный бассейн. Я тут же смущенно осматриваю свою одежду: на мне леггинсы, которые я не стирала две недели, и футболка, на которой может быть пятно от шоколада. От ходьбы я вся вспотела, во рту – привкус пиццы. О волосах даже думать не хочется – во что они превратились после вчерашних передвижений «самолет – автобус – двухъярусная кровать».
И вдруг на стойке у двери я замечаю буклет и забываю обо всем. Это же выставка Роберта Паркера, и в буклете красуется черно-белая дедушкина фотография, на которой он смеется, слегка наклонив голову.