- Нет, отец. Нам не нужна война. Мы вдвоем справимся лучше. Это не обсуждается. Я – Уоми, с нами Дабу!
- Тебе виднее, сын, ты – начальник нашей дружины, и я тебе верю. И постараюсь убедить остальных. Когда вас ждать обратно?
- Думаю, уже завтра. Та коробочка с красным камешком, что я тебе дал, с тобой?
- Да, она лежит у меня в мешке.
- Носи ее при себе, я тебя вызову, если вдруг нам понадобится помощь. Но мы справимся сами, думаю.
- Сделаю, сын. Удачи!
Я взял Кунью за руку, и мы оказались в той комнате, где я нашел ее. Теперь, после свежего воздуха, тут ясно ощущался запах крови и горелого мяса. Кунья прижалась ко мне, и я почувствовал ее страх.
- Катюша, что же ты? Ты же никогда ничего не боялась!
- Я и сейчас не боюсь ни боли, ни смерти. Но я боюсь лишиться тебя. Эти три дня…
- Да, я понимаю. Но теперь наш день, и Ойху сегодня не будет в живых. Мы устроим ему ловушку и избавим от него всех.
Кунья, наконец, справилась со своим страхом и перестала дрожать.
- Да, милый… Но пойми меня – я три дня страшилась тебя потерять! По сравнению с этим боль от пыток Ойху – ничто!
Я обнял ее и поцеловал.
- Я все понимаю, любимая. Но мы должны подстеречь его тут, это единственный способ избежать лишнего кровопролития.
- Понимаю. Я все сделаю, как ты скажешь. Даже если надо будет снова терпеть пытки, я потерплю. – Я, наконец, увидел перед собой прежнюю Кунью, верную и храбрую.
- Отлично, Катюша! Вот это другое дело. Но пытать тебя он больше не будет, хотя придется тебе снова немножко повисеть на столбах. А когда он придет, вот тут мы с ним и разберемся.
- Я готова! Я люблю тебя, и не боюсь! Уже пора?
- Еще нет. Мы подождем его здесь, ты же примерно знаешь, когда он должен прийти?
- Да. Еще не так скоро.
- Тогда присядем. – Я создал в углу «камеры пыток» пару стульев. – Хочешь есть?
- Хочу!
Я создал большой казан плова, Кунья его еще не пробовала, пару ложек, маленький столик, и мы приступили к еде. Она наворачивала плов за обе щеки, и хвалила это новое блюдо:
- Милый, а ты не мог бы меня научить готовить такое?
- Это не трудно, только вот рис нам будет взять неоткуда – он растет только далеко на юге.
- Жалко, это так вкусно!
- Я иногда буду тебя угощать, как сегодня, ты не против?
- Посмотрим. Сегодня – это сегодня, а на каждый день такое не пойдет – мы должны жить как все, ты согласен?
- Согласен. Но сегодня я тебя угощу еще кое-чем, так что не наедайся до отвала, оставь место в животе.
- Ладно, но я, в общем-то, уже наелась.
- Хорошо, тогда попробуй вот это, - и я наполнил казан сладким пловом, с изюмом и сушеным урюком. И тут выяснилось, что Кунья еще далеко не наелась – она набросилась на новое блюдо, как изголодавшийся волк. Правда, довольно скоро она оторвалась от казана:
- Хватит, а то мне трудно будет висеть на столбах, - и она засмеялась прежним, веселым и беззаботным смехом.
* * *
Пока до вечера было еще далеко, мы снова сидели и разговаривали. И тут Кунья вспомнила:
- Милый, я тут была не одна. Когда Ойху уходил от меня, я слышала, что он мучает еще кого-то, тут же, рядом. Тоже женщину! Она страшно кричала… Давай пока что ее найдем, может, она еще жива, и мы сможем помочь?
Мы вышли из комнатушки, и увидели напротив еще одну дверь. Она была не заперта, и от толчка отворилась. На столбах, так же, как Кунья, висела девушка, вернее, то, что от нее осталось. Наверное, когда-то она была очень хороша, это было видно по ее стройной, правда, исхудавшей, фигуре и красивому лицу – лица своих жертв Ойху почему-то не трогал. Все ее обнаженное тело было ужасно изуродовано – только тут я понял, что пришлось вытерпеть моей Кунье. На ее красивых, крепких грудях не было сосков – они были отрезаны, и кровь засохла на ее груди и животе двумя ручейками. Низ живота был весь закопчен и обожжен огнем. Пальцы на ногах были отрезаны все до одного, на руках – примерно половина. Кожа на животе и груди была содрана полосками и висела, как лоскуты. Подошвы ног и подмышки были обуглены. И, как это ни невероятно, она была все еще жива!
Когда мы вошли, она приподняла голову, посмотрела на нас ясными серыми глазами, и прошептала:
- Убейте меня! – и снова уронила голову на грудь.
Кунья прижала руку ко рту, чтобы не закричать – чужие страдания всегда были для нее страшнее собственных, потом подошла ближе и обняла девушку за ноги, прижавшись к ней щекой:
- Не бойся, милая, мы тебе поможем!
- Убейте меня! – снова прошептала несчастная. – Или уходите, скоро он придет…
Кунья посмотрела на меня, взгляд ее был красноречивее слов. Но я не мог сейчас тратить время и силы на столь сложное исцеление, поэтому только снял боль, да и это потребовало неимоверного напряжения – ее тело было все пропитано болью.
Девушка на столбах вздрогнула, как от удара, открыла глаза и сказала:
- Ах, как вдруг стало хорошо! Кто вы?
- Мы пришли убить Ойху! – ответила Кунья.
- Его невозможно убить. Уходите, пока он не пришел.
- А ты кто? Что он с тобой сделал?