- Я – одна из его жен. То есть, считается, что жена. Он ничего не может делать с женщиной, может только мучить. Он взял меня у родителей из Свайного Поселка, год назад. Держал тут взаперти, бил каждый день. Выводил голую на мороз зимой, и оставлял до утра. А несколько дней назад я попыталась бежать. Меня поймали, и с тех пор я уже неделю жду смерти, но смерти все нет…
- Как тебя зовут?
- Вита…
- Не бойся, Вита, потерпи еще немного, мы тебя выручим!
- Не надо, какой теперь толк от такого обрубка? Лучше убейте!
- У тебя сейчас ничего не болит?
- Нет, спасибо вам! Но не надо меня забирать отсюда, убейте!
- Подожди нас, Вита, мы скоро придем! – Кунья погладила Виту по изуродованной ноге без пальцев, и мы вышли.
В молчании мы вернулись в свою комнатушку.
- Милый, ты сможешь что-то для нее сделать?
- Смогу, но не сейчас. Мы должны разделаться с Ойху и его воинами.
- Да, я понимаю. Смотри, уже темнеет. Наверное, пора мне занять свое место? – она грустно улыбнулась – видимо, Вита все еще стояла перед ее глазами.
- Ты не боишься?
- С тобой я ничего не боюсь. Теперь, когда я убедилась, что ты жив…
Она сбросила безрукавку, обняла меня и страстно поцеловала:
- Любимый! Только не оставляй меня!
- Никогда, Катюша!
Я подсадил ее, и, когда она заняла прежнее положение, создал ремни, которые обвили ее руки и ноги.
- Не сильно давит?
- Потерплю. Когда ты здесь, я и пытки выдержу с радостью, - она улыбнулась мне.
- Я буду рядом, но стану невидимым, пока не придет время разделаться с Ойху. Ничего не бойся. А чтобы ты знала, что я здесь, я буду касаться тебя рукой, хорошо?
- Хорошо, любимый! Когда ты со мной, я ничего не боюсь.
* * *
Я стал невидимым, не забыв убрать казан с пловом, ложки, стулья, столик и безрукавку Куньи – одним словом, привел комнату в прежний вид. Потом погладил Кунью по груди, животу – она блаженно заулыбалась. Потом присел на пол рядом с ней, и стал целовать пальчики на ее ногах.
- Пользуешься моим беспомощным положением, негодник? – засмеялась она и подвигала пальчиками.
И тут за дверью послышались шаги. Я встал рядом с Куньей, держа руку у нее на талии, как обещал, чтобы она знала, что я здесь. Дверь распахнулась, вошел Ойху со смолистым факелом в руке, и приблизился к Кунье.
- Ну, что, не дождалась своего Уоми? – проскрипел он, и закудахтал, как курица – это должно было, видимо, изображать смех. – Сейчас продолжим наши игры! – Он внимательно рассматривал ее тело. – Отлично, ты готова. Приступим! – и он поднес факел к ее груди.
Я, конечно, не стал ждать и заранее поставил защиту между факелом и Куньей. Огонь трещал, но тело Куньи не менялось – сосок ее левой груди, которую лизал огонь, и не думал обгорать. Моя храбрая Кунья даже не вздрогнула, а глаза Ойху выпучились от изумления. Я решил, что пора кончать представление, и стал видимым. Ойху отшатнулся.
- Как видишь, Кунья сказала правду – я пришел. Давай теперь и мы с тобой поиграем!
Ойху схватил мой кинжал, торчавший у него за поясом, и изо всех сил ударил меня в грудь. Кинжал сломался, а Ойху порезал себе обломком руку и отскочил назад. Я обездвижил его, так что он прирос к месту с факелом в руке, и подошел вплотную:
- Ну, что, старый козел? Кунья сказала мне, что ты даже не способен взять женщину, и развлекаешься только пытками? Получаешь так наслаждение, да? А хочешь, на тебе попробуем?
Кунья внезапно исчезла со столбов и оказалась рядом со мной. Она обняла меня и положила голову мне на плечо:
- Я уже говорила тебе, не стоит его пытать. Просто убей, и все! А потом займемся Витой.
- Хорошо, милая, мы так и сделаем. Не хочешь ли убить его сама?
- Нет. Противно его касаться!
Упавший на пол обломок кинжала, который сломал Ойху, поднялся в воздух и начал приближаться к его животу. Колдун с ужасом смотрел на него. Сначала кинжал разрезал набедренную повязку, она упала на пол, и Ойху предстал перед нами голым. Потом кинжал вонзился ему в пах. Ойху широко раскрыл рот, но не закричал – я лишил его голоса.
- Эх ты, - сказал я с издевкой. – Какой же ты мужчина! Кунья не кричала, когда ты резал и жег ее. Ты – дерьмо, и дерьмом умрешь.
Обломок кинжала начал медленно двигаться вверх, вспарывая колдуну живот. Дойдя до верха живота, кинжал наклонился, и быстрым движением снизу проткнул сердце. Одновременно я снял с Ойху обездвиживание. Внутренности тотчас вывалились из его вспоротого живота, хлынул поток крови, и, захрипев, колдун закрыл глаза и повалился на пол.
* * *
Кунья стояла рядом со мной, и почти равнодушно смотрела на труп Ойху, лежащий на полу.
- Ну вот, - вздохнула она. – Теперь уже не будет никого мучить, это самое главное. Что мы дальше сделаем?
- Я вывешу это тухлое мясо на дереве рядом с домом, как он вывесил тела юноши и девушки, помнишь, Йолду рассказывал? И пусть его едят чайки. Если желтолицым слугам Ойху это понравится, мы просто уйдем. А если нет – придется их тоже развесить на деревьях.
Труп колдуна исчез с пола «камеры пыток», а на вопросительный взгляд Куньи я сказал:
- Он занял свое место на дереве, легко и красиво! Утром его увидят.
- Милый, теперь Вита, да? Или отдохнешь до утра?