Я увожу к отверженным селениям

...Любовь Антоновна принесла себя в жертву, — размышля ла Елена Артемьевна. — Как он вчера издевался над ней! Я бы не подошла к нему... а она идет... За нас! Катя говорила, что я хлипкая, слабая... Да... Сколько смертей на меня обруши лось... Вдобавок еще глупейшая история с лагерем. Генетика

365

— лженаука... а страна голодает. Конечно, виноваты война, раз руха. А генетике не дали дорогу. Это тоже миллионы пудов нё-дособранного урожая... Признают генетику, когда отрицать ста нет невозможно, а пока — голодный паек... Любовь Антоновна вынесла больше меня. Почему ж она так подчеркнуто чужда ется всех нас?.. Узнать! Во что бы то ни стало, узнать.

...Докторша обдурила меня... — думала Лида, время от врехмени корча смешные гримасы. — В вагоне ее уважали все...

Я о параше орала: текло из нее на пол, а когда открыли две ри, докторша сказала конвою, что кричала она... Ей прикла-дохМ по спине попало... Так это когда было?! Тут ей наобещали, что главврачом сделают, Катя знает, раз говорит, вот она и притворилась добренькой и стала учить меня, чему не нужно...

Фигушки тебе, доктор! Я приеду в больницу и скажу, что x\ia-ленькая... Доктор, наверно, с капитаном насчет меня погово рила и пообещала ему, что узнает о моехм притворстве... Мне двадцать пять дадут, а ее кормить станут разными жирами... Я

на своем упрусь: маленькая я и все. Ей поверят: она доктор, а я... Генералу самому пожалуюсь! В Кремль напишу! Карга эта докторша! Вонючка!

...Капитан не приказал даже правило прочесть, — думал на чальник конвоя. — Я это запишу. Часы у меня есть, чтобы вре мя точно проставить... Ивлеву пока не тронут. Ребята говори ли. что вчера ее полковник в трюм засадил. Испугалась фа шистка, сразу прибежала лечить его. Утром она на запретку прыгала, а сейчас как барыня идет. Смекалистая. Сразу по ругалась со своими контриками. Я — не я и корова не моя, знать их не хочу... Пристроится в управлении — почище нас заживет: жрать от пуза, выпить захочет — пей... Бесконвойни-цей заделается. Враги народа хитрые. В любую щель проле зут... Докторша с полковником поедет... Нотная... умеет жить...

устроилась... Настоящих людей, таких как я, не ценят, а за контриков цепляются. Напишу об этом в Москву без подпи си... там такие письма на вес золота. Приедет комиссия, разо блачат их, что потачку дают фашистам, и доложу тогда, что это я написал... Напишу, что и фашистов лечили, и про Седугина, его только после моего письма арестовали... и что пол ковника самого контрик лечит... А в газетах пишут: будьте бдительны... а они потеряли ее... Выгодная это щтука бдителъ-366

ность. За нее с головой взяться — прокормит она, : Уйду на гражданку из армии и там бдительность проявлю. Специаль ности у меня нет, учиться неохота. Землю копать не пойду, я им не лошадь. Буду о бдительности писать, куда надо...

Когда до железной дороги оставалось метров тридцать, к капитану подошел запыхавшийся старший лейтенант.

— Товарищ капитан! Мне передали...

— Задержались, старший лейтенант.

— Я был...

. — Мне до фени, где вы были. Вовремя приходить надо! — сердито оборвал капитан* — Я сопровождаю полковника в больницу. До моего возвращения начальником командировки остаетесь вы.

— Я никогда раньше не был...

— Приказ Орлова. Письменное распоряжение я оставил на вахте. Выполняйте!

— Есть выполнять, товарищ капитан! — обрадованно гарк нул старший лейтенант и рысью затрусил к вахте.

Возле насыпи железной дороги стояли охранники Гвоздевского. Среди них Любовь Антоновна заметила Лизу. Она, при сев на корточки возле носилок, поила полковника из ков шика.

— Чаю нё успела вскипятить, — доложила Лиза, вытерев лицо полковника грязным полотенцем. — Марганцовки не до стала, не было ее у нас.

— Чай и марганцовка не играют существенной роли. В

больнице ему окажут более квалифицированную помощь. — Любовь Антоновна наклонилась к полковнику. — Я подозре ваю, гражданин начальник, что у вас перитонит, воспаление брюшины. Меньше пейте и все может скоро кончиться.