Я увожу к отверженным селениям

Рита вплотную подошла к соседней камере и присела, чтоб ее не заметили через щель.

ВОРОВСКОЙ РАЗГОВОР

— За что нас в трюм приволокли? — спросил незнакомый Рите голос.

— За колотье, — ответил другой.

— Ты что, чокнулся? Все законники играют, подкуривают, чифирят... Подумаешь, начальник охраны! Он у нас на крючке, — негодовал третий. — Может, воспеты оказачили?

— He-а! В прошлую ночь один порчевпло у воспета лопат-нпк с грошами с верхов насунул... Вернули воспету лопатник, — возразил первый.

— Работать будем сегодня, братцы, — заговорил Падло.

Его голос Рита узнала сразу.

— В трюме? Работать? Казачить некого... Да я и не што порило... Щипач я! Лопатник заберу с нутрика! А казачить...

— А кто тут штопорило?! Я скокарь!

— А я — майданник! Моя работа на бану, в майдане. У

хозяина — колотье... — зашумели все трое.

Рита почти не поняла, о чем они говорили. Падло Григо рии молчал.

— Братцы! — заговорил майданник. — А слышали новую сибирскую феню?

—

Я

сам — сибиряк! Никакой новой фени нет! — обиделся скокарь.

— Есть! — возразил майданник. — Вот переведи мне: плы вет змея на водопад с двумя скобами.

140

— Змея? Скобы? Водопад? — недоумевал щипач. — Это не феия...

— Свистишь, Леха, феня! По-нашему будет так: идет фра ер на бан с двумя углами... А еще щипач! — торжествующе закончил майданник.

— За что же они нас в трюм бросили? — вернулся к началу разговора скокарь.

— Братцы! Законник имеет право мусора сделать? — впол голоса спросил Падло.

— Я не мокрушник! — огрызнулся щипач.

— Смотря за что и как сделать... Если за мусора вышка ломится, то лучше его не трогать, — рассудительно заметил скокарь.

— Центрового мусора сделать можно... Кусков за трид цать. И рыжья грамм пятьсот... С золотишком и от вышки уйдешь, — решил майданник.

— Слушай, братцы! — начал Падло Григории и неожидан но замолчал. — Покнокай в щель к Аське в камеру, — одними губами прошептал он.

К стене, где притаилась Рита, кто-то подошел, осторожно, на цыпочках.

— Аська дохнет, а фраерша под нары наверно притырилась... Боится тебя, Падло Григория, — с легкой издевкой в голосе доложил щипач.

— Я на нее и смотреть не хочу. Блевотина... — Падло Гри гория громко сплюнул. — Сегодня меня Ольховский на вахту дернул.

— Начальник пересылки? — уточнил щипач.

— Он! Про колотье ботал... Почему на работу не ходим...

Где чай на чифирь берем? Кто водяру приносит? Кто у воспе та лопатник с грошами сдернул? Я ему говорю: воспет в вер хотуру, извините, гражданин начальник, в верхние карманы брюк, положил свой лопатник, он же бумажник. Какой же щипач, карманник по-вашему, не насунет, простите, не выта щит, бумажник на дармовщину? Кто в карты играет — не знаю... Спросите кого другого. Водяру я в рот не беру... А что из чая чифирь делают, понятия не имею... Спрашивайте с воспи тателя, он все знает, гражданин начальник. Выслушал он ме ня. Завтра же весь воровской барак в глубинку загоню, кри141

чит Ольховский, там будете права качать. Я ему: гражданин начальник! Воры могут по делу кой-кого взять. Кого? спра шивает. Ну, тех, кто водяру таскал и чай для чифиря. Тех, кто знал, что в прошлый этап каторжный барак воры начисто оказачили и все бацильные тряпки притырили в уборной. Y

них доказательства есть. А по воровскому закону по делу брать можно, когда мусор тебя определяет. Обхезался начальник со страху, как услышал меня. Мы ему столько на лапу переда вали... Потом Ольховский говорит. Все для вас сделаю... К

бабам будете шимонать от вольного. А мы и так шимоиаем, отвечаю я. Казачьте, кого хотите... Казачим, начальник, без работы не сидим. Короче, — говорит Ольховский, — год на пересылке гужеваться будете, если сегодня ночыо мусора по весите.

— Мусора?! — дружно воскликнули все трое.

— Мусора! — подтвердил Падло. — Потише, а то услы шат... Я сам шнифты пялю на начальника и ничего до меня не доходит. Он говорит. Вечером тебя и еще троих, Леху Фик-сатого, Саню Лошадь и Вальку Мухомора кинем в трюм. Но чыо потихоньку подсадим к вам мусора. Он пятнадцать лет в органах проработал. Столько воров в законе схватил... Вы его не трогайте и ни о чем не расспрашивайте. Пусть заснет и спит... Если повесится ночыо, никто за него не отвечает...

Понял меня? А что если, — говорю я, — вы раздумаете? А