Я узнаю твой секрет

Домой приехала вся в слезах, взъерошенная, словно воробей и с полной кашей в голове. Никитичны дома не оказалось, наверное, вновь ушла в больнице к Ольге Дмитриевне, или в гости к другой соседке. Есть не хотелось, да что там, жить не очень хотелось в тот момент. Хотя это конечно звучит так себе. Но представьте только… четыре года в универе коту под хвост, Аркадий Петрович жизни мне не даст и перевода не даст, работы нет, денег почти нет, любимый предал, да еще и подруга куда-то пропала.

Кстати, о подруге. Я дождалась вечера, и вновь позвонила Эмке, но телефон абонента оказался недоступен. Вот так номер! Уехала что ли куда-то? странно… она мне ничего не говорила. Я тут же себя одернула — а должна? Что, все должны тебе что-то сообщать? Кому ты вообще нужна, Лиза?

Тут я вновь разревелась, так жалко мне себя стало, и, чтобы хоть как-то убить время, принялась за уборку. А во время того, как намывала полы, все думала, как я могу помочь Вере, которая Ася? Я ведь совсем не рассчитывала в одиночку ее спасать. Мне для этого ка минимум Эмка нужна, а ее где-то черти носят. Про гада Рогозина я вообще молчу. Даже думать о нем не желаю! Как он так мог, а? ну вот как? И надо было мне так сблизиться с этим чертовым десантником! А ведь чувствовала я, как знала. А Эмка мне всегда говорила «доверяй своей интуиции…»

Ага… она-то меня с ним и познакомила. Стоп! Женька гад, Эмка пропала, а что, если они? Ой мамочка… что, если они заодно?

Я схватилась за голову и в ужасе забегала по дому, вновь орошая слезами, размером с лошадиные, только что вымыта полы. Тут как раз и пришла моя Марья Никитична. Я честно хорохорилась, держала глухую оборону и всячески отмазывалась, но, когда моя старушка обняла меня и бормоча принялась наглаживать по глупой голове, тут-то я, признаюсь честно и раскололась.

Никитична ахала, где надо охала, и я всерьез забеспокоилась за ее здоровье. Потом она поставила чайник, и мы еще целый час пили чай, а я в подробностях поведала про все свои приключения, и про Асю, и про универ и про Петровича и даже про гада Женьку.

Слезы сами собой высохли, ну верно, нельзя еж реветь вечно, а желание что-то делать заиграло вновь.

— Ну вот что, Лизонька. Утро вечера мудренее, ничего ты сделать одна не можешь. А в полицию сама говоришь — опасно. Пока девочка там в палате, думаю, ей ничто не угрожает. Так что давай, ложись и отдыхай. А завтра дозвонишься до своей подруги и вместе порешаем, как быть.

Я согласно кивнула, обняла свою старушку, и успокоенная таким образом отправилась спать. И правда, утра вечера мудренее.

***

Но поговорка в это раз ошиблась. Утро не принесло ни облегчения, ни успокоения, ни ясности.

Телефон подруги до сих пор был вне сети, и тут я. Надо признать, совсем струхнула. Не было еще такого на моей памяти, чтобы у подруги стуки почти не был доступен телефон. Да и обещала же она позвонить, не могла не сказать, о чем она там с Петровичем разговаривала.

В общем я быстренько позавтракала и поехала в больницу. Спокойно прошла через охрану, пропуск-то меня пока еще никто не отнимал. Накинула халат, переобулась, чтобы не обращать на себя лишнего внимания. В отделении сегодня дежурила та самая медсестра Марина. К ней-то я и направилась.

— Эмма? — удивлено покачала она головой. — А я почем знаю? Я вчера ночью на выходном была. Ты у Ларисы спроси.

— Па она здесь? — обрадовалась я.

— Неа… — пофигистично откликнулась медсестра.

— Слушайте, ну дайте мне ее номер, пожалуйста, у меня подруга пропала, понимаете?

Маринка недовольно взглянула на меня, но все пробормотала «щас» и скрылась в сестринской. Вышла с телефоном и продиктовала номер.

— Спасибо!

Тут же набрала Ларису.

— Эмма? Так она домой вчера ушла.

— Вы видели это?

— Ну да. Мы с ней вместе пошли, у входа распрощались. А чего случилось-то?

— Пропала Эмка…

20

Ну и как дальше быть? Пойти домой и там ждать звонка от подруги, или…?

Мысли о встрече с преподом убивали, но переживания за Эмку были намного сильнее страха перед Петровичем.

Вдохнув побольше воздуха и мысленно перекрестившись, шагнула к двери заведующего и постучала.

— Входи, — гаркнул он и я уже пожалела, что пришла. Но сдаваться было поздно, да и не привыкла я, если честно.

Я оправила халат, убрала выбившийся локон за ухо, и отважно шагнула в неизвестность.

— Ты?! — удивлению Петровича, кажется, не было предела.

— Я. — обреченно кивнула головой.

— И ты еще имеешь наглость…

По-моему, у него даже дар речи пропал, ну серьезно.

— Не то, чтобы наглость, но…

— Нет! Даже не надейся! — вдруг зарычал преподаватель по психиатрии, — Твоя подружка уже была здесь, теперь ты… практику тебе никто не засчитает, и вылетишь ты в свой Урюпинск как миленькая.

Смотрел на меня словно я враг народа. А у самого глаза уже налились кровью. Надо же, как я его раздражаю. И с чего бы это, вот очень мне интересно знать?!

— А теперь пошла вон, — последние слова он практически прошипел мне в ухо, в два счета приблизившись так плотно, что я почувствовала его неприятное зловонное дыхание, сбивающее с ног.