— Уф, как же тут тепло! — воскликнула Усаги, едва переступив порог квартиры. Чиба усмехнулся, но ничего не ответил; однако девушка увидела в этом некий знак: раз улыбается, значит еще не все потеряно. Ей всегда казалось, что она может проникать в души людей, понимать их внутренний мир и успокаивать мятежные сердца. Однако Мамору всегда был для нее словно закрытой книгой, загадкой, вопросом без ответа… Иными словами, она знала далеко не все о том, кому подарила свое сердце.
Оставив верхнюю одежду в коридоре, Усаги и Мамору прошли в гостиную, где парень тут же уселся на диван и развернул газету, углубившись в чтение. Он словно не замечал, что находится дома не один. Цукино немного опешила, однако решила воспользоваться этим в своих целях. Она помчалась в ванную и слегка подправила макияж, в частности подвела губы полупрозрачным блеском. Затем, причесав хвостики и перекинув их за спину, решительно направилась к дивану.
— Мамо-о-ру! — протянула она, отнимая у возлюбленного газету.
— Что ты делаешь? Я же читаю! — раздраженно произнес Чиба. Однако Усаги уже отшвырнула газету в сторону и взобралась к парню на колени. Обняв Мамору за шею, она посмотрела ему прямо в глаза:
— Что с тобой, любимый? Ты какой-то не такой в последнее время. Тебя словно что-то тревожит. Не хочешь рассказать?
— Со мной все в порядке, — со вздохом ответил Чиба, точно устав повторять одно и то же. — Я просто устал, вот и все.
Цукино широко улыбнулась:
— Тогда я точно знаю, что поможет тебе расслабиться — романтический ужин! Ну, как идея?
Мамору упрямо поджал губы и решительно снял руки девушки со своей шеи, после чего и вовсе ссадил блондинку на диван и поднялся, нависая над растерянной Усаги:
— Что из вышеперечисленного тебе не ясно? — процедил Чиба, уперев руки в бока. — Я устал и хочу спать. Сегодня был неудачный день.
— Но… почему? — в глазах Усаги заблестели слезы обиды. Она была готова разреветься, но, несмотря на это, Мамору все же продолжил выплескивать на нее свой негатив:
— Сасаки получила грант за свой доклад о Фаэтоне и теперь будет писать научно-исследовательскую работу. Леико даже приглашают на стажировку в Канаду! И за что, собственно? — Чиба махнул рукой и отвернулся, задохнувшись от возмущения.
— Мамору… — Усаги встала с дивана и, обняв парня сзади, прижалась щекой к его напряженной спине. — Это все мелочи.
— Мелочи?! — брюнет развернулся так резко, что Цукино испуганно отпрянула. — Да что ты вообще знаешь! Тебе никогда не понять, что такое высшее образование! — Чиба перевел дыхание и провел рукой по волосам.
Пауза.
— Да, я не идеальна! — вдруг сорвалась на крик Усаги, словно уяснив негласное правило: лучшая защита — это нападение. — Я рассеяна и часто плачу, и — да, не люблю учиться! Но ведь всему есть свой предел!.. Неужели ты ставишь учебу выше заботы людей, любящих тебя? — девушка покачала головой, и по щекам у нее заструились слезы.
— Может и так, — последовал ответ. — У каждого свои ценности в жизни, — с этими словами Чиба развернулся и направился прямиком в свою спальню, не удостоив Цукино и взглядом.
— Мамору!.. — жалобно всхлипнула Усаги и, подскочив к нему, вцепилась в рукав рубашки, орошая тонкую ткань слезами. — Почему ты так груб со мной?
Чиба вырвал руку из захвата девушки и произнес, не скрывая презрения:
— У тебя есть хоть капля гордости? Ради бога, Усаги! Ты всегда лезешь ко мне со своими объятиями и поцелуями, ластишься, точно кошка, несмотря на то, что я весьма редко проявляю ответную инициативу!.. — тут он запнулся, точно осознал, что сболтнул лишнего, и продолжил уже тише и мягче: — Отправляйся лучше домой. Ты выбрала не самое лучшее время, чтобы провести со мной вечер.
Цукино отпрянула, точно Мамору наотмашь ударил ее, и прижала ладонь к приоткрытому в немой муке рту. Губы ее дрожали, а сердце колотилось так часто, что грозило вырваться из груди. Кровь стучала в висках, а от стоящих в глазах слез все расплывалось, превращалось в бесформенные цветные пятна, движущиеся, меняющиеся, точно смеющиеся над Усаги и ее доверчивостью.
Слов больше не было. Не осталось и сил, и девушка рухнула на колени, дав волю слезам. Она сама не могла сказать, отчего плачет: то ли от вселенской обиды, то ли от боли разбитого сердца. Чиба же, посмотрев на Цукино некоторое время, развернулся и открыл дверь в спальню, не сказав ни слова. Правда, он все же на мгновение замер, держась за дверную ручку, словно собираясь с силами, однако очередной всхлип Усаги точно утвердил его в своем решении и Мамору скрылся в комнате. Хлопнула дверь и все стихло.
Цукино еще некоторое время плакала, размазывая слезы по щекам, а затем поднялась на трясущиеся мелкой противной дрожью ноги и направилась в ванную, где долго умывалась ледяной водой. Когда она, наконец, вышла оттуда, лицо ее обрело прежний цвет, хоть глаза и остались красными.