Я в любовь нашу верю...(СИ)

Через минуту Минако вновь осталась в гордом одиночестве, слушая печальные крики чаек и ласкающий слух однообразный шум прибоя и шорох жестких пальмовых листьев над головой. Размышляя о том, что день грядущий ей готовит, Айно, не глядя, потянулась за бутылкой минеральной воды, что стоял на столике; однако вместо запотевшей холодной поверхности ее пальцы нащупали свернутый в трубочку лист бумаги. Приподнявшись, Минако взяла рулон в руки и внимательно, не без интереса, рассмотрела его. Похоже, на внутренней стороне листа было что-то напечатано. Девушка, воровато оглянувшись по сторонам — нет ли поблизости Эйса? — развернула его.

Это был не сценарий, а слова песни, на которую, видимо, и должны были снять клип. Айно тут же погрузилась в чтение, пробегая взглядом стихотворные строки, пропитанные тоской, горечью и безответным чувством:

У меня нет сил, чтоб устоять

И не бежать

К тебе сквозь преграды.

Мотыльком лечу я на огонь,

Лишь скажи, слово мне скажи…

Я в твоих глазах,

Гордость потерял.

Все, что окружает,

Брошу я к твоим ногам.

Убьешь меня, если уйдешь,

Мне оставаться здесь невмочь.

Я сконфужен донельзя

Здесь одиночество и боль

Я знаю, это не пустяк

Какой я все же был дурак!

Моя душа тобой полна,

И у меня нет сил, чтоб устоять…

У меня нет сил, чтоб устоять,

Что делать мне?

Без тебя погибну.

И в душе моей уж нет стыда.

Я не виню,

Я ни в чем тебя не виню…

Убьешь меня, если уйдешь,

Мне оставаться здесь невмочь.

Я сконфужен донельзя

Здесь одиночество и боль

Я знаю, это не пустяк

Какой я все же был дурак!

Моя душа тобой полна,

И у меня нет сил, чтоб устоять!

Слов я не нахожу,

Я без тебя умру!..

Без твоей любви…

Но лишь молю: «Уходи!»

Убьешь меня, если уйдешь,

Мне оставаться здесь невмочь.

Я сконфужен донельзя

Здесь одиночество и боль

Я знаю, это не пустяк

Какой я все же был дурак!

Моя душа тобой полна,

И у меня нет сил, чтоб устоять…

Минако не смогла остаться равнодушной к этим строкам, буквально вопящих о боли и безнадеге, и когда Айно сворачивала лист с песней обратно в трубочку, пальцы ее дрожали. От такого крика души ей стало не по себе, и холодные оковы страха сжали ее горло. Что за клип можно снять на песню со столь мрачным содержанием? Минако даже предположить не могла.

— Надеюсь, ты не скучала? — Эйс появился, точно из ниоткуда, и Айно едва заметно вздрогнула.

— Нет, — безмятежно ответила она и потянулась к бутылке с водой.

Кейто пристально взглянул на нее, но не сказал ни слова, когда увидел на столике забытые ненароком слова песни. Быстро сложив два и два, он понял, что Минако все же сунула свой любопытный нос в его бумаги. Данбурита на мгновение окатило жаркой волной — а вдруг его план теперь висит на волоске?! И все из-за его невнимательности! Но Венера вела себя вполне спокойно, и Эйс, вздохнув, присел на свой шезлонг:

— Верю, — ответил он, а про себя подумал: «Если я за эти два дня не сойду с ума, то, пожалуй, возьму отпуск — если такие, конечно, можно получить на службе у Металии».

Съемки начались на следующий день — как и предполагалось ранее. Но, в силу некоторых технических неурядиц, процесс был перенесен с раннего утра на вторую половину дня. Впрочем, все это время команда гримеров и костюмеров готовила Минако к появлению перед камерами. Айно, конечно, не возражала, но после четырех часов укладки волос и нанесения макияжа, который не таял бы под тропическим солнцем, ей хотелось выть от скуки. Но потом ей было уже не до этого.

Тревожный звоночек прозвенел, когда костюмер принесла в бунгало Минако чехол для одежды и с гордостью развернула его, являя взору пораженной блондинки атласное ярко-желтое платье с нижними юбками из органзы и шлейфом из газа. Айно посетило сильнейшее чувство дежавю — это одеяние до головокружения напоминало ей то, из снов, в котором любила щеголять принцесса Минория — разве что лежащее перед ней было более пышным.

Когда же Минако была готова предстать перед камерами, она была готова поклясться, что видит в зеркале принцессу Венеры, а не саму себя. Она боялась этого сходства, считая его роковым, но выбор у нее был невелик. Нечего было и думать о том, чтобы спорить с судьбой. Она была реинкарнацией Минории, и этого нельзя было изменить — лишь принять, как должное и неотвратимое.

Лин-Лин подлила масла в огонь, бесцеремонно ворвавшись к ней в бунгало и принявшись восторгаться внешним видом Айно. Она обрушила на Минако водопады лести, называя ее самой настоящей красавицей и, как ни странно, начала петь дифирамбы Эйсу — мол, какой же он молодец, что выбрал на роль принцессы именно ее. Айно уже порядком подустала от непрерывной болтовни пиар-менеджера Кейто, а ее вездесущесть несказанно раздражала всех вокруг.

Подхватив Минако под руку, Лин-Лин повела ее к сооруженному на скорую руку павильону. На девушку тут же повеяло прохладой десятка вентиляторов, и она с облегчением вздохнула. Ей пришлось бы несладко с таким слоем грима на лице и в длинном платье, если бы на съемочной площадке царила та же жара, что и снаружи.