Я в порядке, и ты тоже

Одна из проблем заключалась в том, что Санджей, конечно, поддержал бы мою идею стать волонтером, но, когда после этого я вернулась бы домой, ленч для детей не был бы приготовлен и, несмотря на мою просьбу оплатить счет за воду, покопавшись в почтовом ящике, я нашла бы уведомление о том, что наша постоянная просрочка обойдется нам в дополнительные двадцать пять долларов, что означало бы, что мы должны оплатить счет в ближайшие два рабочих дня.

Поэтому, вместо того чтобы грезить наяву о том, что мой муж страстно прижмет меня к стенке, я фантазировала о том, чтобы заменить его на жену.

Я посмотрела на Дженни, затем на кастрюлю, от которой кухню наполнял запах, как во французском бистро, потом опять на Дженни. Что же тогда делал Мэтт, если не поддерживал ее? Дженни говорила, что он слишком любит после работы возвращаться в чистый дом и к горячей пище, но, если быть честной, я почти не винила его за это. После долгого дня, проведенного в офисе, я устремлялась к тому же, хотя мне хватило бы, если бы кто-то (и не обязательно Санджей) встречал меня у дверей с бокалом только что смешанного мартини.

В чем я никогда не отваживалась признаться Дженни, так это в том, что она казалась мне одной их тех, кто увлечен главным образом своими домашними обязанностями. Я слышала, как Мэтт, вместо того чтобы ворчать на нее по поводу дома, хвалится успехами Дженни – как ей удается делать то, о чем многие могут только мечтать, и что она превратила свое увлечение любимым делом в хорошо оплачиваемую работу. (Если верить слухам, распространяемым в интернете, реклама на ее сайте приносила Дженни несколько сотен тысяч долларов годового дохода.)

Мне так и не представилась возможность осторожно намекнуть Дженни на то, что, на мой взгляд, Мэтт очень поддерживает ее, потому что на кухню примчались Майлз и Сесили, чтобы показать нам больницу для котят, которую они только что построили, а когда они закончили, я быстро допила вино, и пришло время ехать домой и приступать к менее приятным повседневным обязанностям.

Мы с Дженни попрощались на кухне, и все, я даже не помню, взглянула ли я на нее после того, как обняла, не говоря уже о том, что я не обратила внимания на выражение ее лица, пытаясь протащить Майлза за собой через дверь. Он умолял меня оставить его, а я отказала, не дав задержаться даже ненадолго. Потому что было воскресенье, и у нас оставалась куча дел, и я представления не имела о том, что моя подруга нуждается во мне, и что, наспех прощаясь с ней, я в последний раз вижу ее живой.

* * *

Вернувшись на собственную кухню и попивая шардоне по семь долларов за бутылку, я напряженно пыталась вспомнить, что же я упустила. Это была пустая затея, невозможно нажать кнопку ускоренной перемотки в своей голове и мгновенно заметить то, что ты сначала проглядела.

И тем не менее я пыталась. Дженни не ответила, когда я сказала, что отлично, что Мэтт всю неделю будет дома. Тогда я почти не обратила на это внимания. Как и любая другая, Дженни порой без явной причины уводила разговор в сторону.

Будь я повнимательнее, заметила бы я гримасу на ее лице, когда она услышала мои слова о Мэтте? Или, если бы я получше присмотрелась к ней, увидела бы я, что она… прибалдевшая? Именно так действуют болеутоляющие, верно? (В последний раз я принимала что-то посильнее «тайленола», когда училась в средней школе, после того как мне удалили зуб мудрости. Я припомнила фруктовое мороженое на палочке, на котором жила целую неделю, но не смогла вспомнить, как на меня подействовало лекарство.) Не был ли у Дженни чуть остекленевший, заторможенный взгляд? Не была ли ее речь чуть невнятной?

В последнее время она слегка похудела, временами, возможно, была немного рассеянной. Но не похоже, чтобы она принимала наркотики, даже если называть вещи своими именами – ни по воскресеньям, ни в любое другое время.

Более того, я не могла представить, чтобы такой идеально воспитанный, всегда держащий себя в руках человек, как Дженни, злоупотреблял болеутоляющими средствами. Принимать их? Конечно, я знала, что эндометриоз приносил ей адские мучения, хотя у меня всегда создавалось впечатление, что ей хватает назначенных ибупрофена и гормонов. Если она переключилась на выписанные врачом болеутоляющие, почему она не сказала об этом мне? Может быть, проблема обострилась внезапно? Может быть, Дженни стыдилась того, что нуждается в чем-то более сильном, чем лекарства, которые продают без рецепта? Я знала, что она терпеть не могла принимать таблетки.

По крайней мере, так она говорила мне.

Я могла бы подумать, что она не нарочно умолчала о том, что принимает обезболивающие, если бы не бессовестная ложь о ее так называемом счастливом браке.

Не считая намека на то, что Мэтт не поддерживал ее, и то в последний день, когда я видела ее, Дженни никогда не давала ни малейшего повода заподозрить, что жизнь в их блестящем раю полна треволнений. Она терпеть не могла его частые отлучки, но она вела себя так, словно это было неизбежностью в их жизни, а не следствием глубокого разрыва между ними.