Не только она. По воле случая наши дружеские связи ослабли примерно в то время, когда из нашего круга почти выпала Соня. К тому моменту, когда я столкнулась с Джэл на поминальной службе по Дженни, прошло около полугода с тех пор, как мы не виделись с ней, и я почти не узнала ее. Джэл похудела – от того, что беспрестанно кормила ребенка грудью и не успевала поесть, как сказала она извиняющимся тоном, вероятно, потому что на меня рождение ребенка произвело обратный эффект, – а в ее черных волосах проглядывала седина. Лицо было не накрашено, а вокруг глаз образовалась сеточка из тонких морщинок. Она выглядела на десятки лет старше, чем тогда, когда мы встречались в последний раз, как будто у нее на лице вдруг выступили все прожитые ею годы.
– Послушай, мы все сожалели о том, что не встречаемся, – сказала я Джэл. – Не мучай себя.
– Да, но я избегала Дженни по ложной причине. Я чувствовала себя такой виноватой, забеременев Калебом в то время, когда она так боролась со своим эндометриозом. И, знаешь, когда уже не за горами сорок… казалось, что эта глава ее жизни уже окончена. Наверное, это было тяжело для них с Мэттом.
Я молчала, не донеся бокал до рта, и думала, что ответить. Я знала, что Дженни хочет второго ребенка, но в то же время она говорила, что любит свою семью из трех человек такой, какая она есть.
Теперь мне пришлось усомниться, все ли я знала.
– Ведь это все они, верно? – вдруг сказала Джэл. – Гормоны, которые она принимала. Я прочитала, что они могут привести к образованию тромбов у женщин старше тридцати пяти.
– Возможно, – приврала я.
– Держу пари, это они, – кивая, проговорила она. – Как бы то ни было, когда я сообщила Дженни, что снова беременна, она сказала, что они давно махнули на это рукой. Но я не знаю, можно ли на это на самом деле махнуть рукой, особенно когда ничего не получается. У моей сестры было вторичное бесплодие, и она переживала это очень тяжело, даже после того, как в конце концов родила второго ребенка.
– Во всяком случае, Дженни и Мэтт не теряли надежды.
Джэл удивленно посмотрела на меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Они трахались, как кролики, – быстро поправилась я. – Ну, может быть, не как кролики.
– Потому что кролики рожают кучу детенышей?
Я смущенно улыбнулась.
– Извини, я сболтнула лишнее. Но, знаешь, Дженни всегда говорила о том, что они занимаются этим каждый день, когда он бывает дома, иногда даже дважды в день. Мы с Санджеем вели себя так, только когда нам было чуть за двадцать. – Потом я нерешительно добавила: – Он хочет, чтобы мы чаще занимались сексом.
Джэл вытаращила глаза.
– Мужики. Впрочем, если я чему-то и научилась, так это тому, что, если делать это по обязанности, мгновенно исчезает всякое удовольствие. Нам с Тони пришлось потрудиться только над Рейчел, – сказала она, говоря о своем старшем ребенке. – По себе знаю, что самый быстрый способ убить свое либидо – это лишить отношения всякой спонтанности.
Недвусмысленная просьба моего мужа была очень далека от какой-либо спонтанности, но это была моя вина.
– Да, я понимаю тебя, – сказала я, уставившись в красную бездну своего бокала.
– Санджей, – прошептала я.
Он спал на нашей кровати, лежа ровно и спокойно, как бревно. Я перелезла через него и наклонилась вперед. На мне была узкая майка «White Sox», которая нравилась ему, и синие трусики. На трусиках была крохотная дырочка в том месте, где к резинке было пришито кружево из полиэстера, но она была сзади, и было темно, ну, я во всяком случае, старалась.
– Привет, – прошептала я, пытаясь разбудить его.
– Привет, – пробормотал он, открыв один глаз. Потом вдруг раскрылся второй. – От тебя пахнет вином.
– Это мои новые духи, – развязно сказала я. Мы с Джэл выбрали ресторан в пешей доступности от ее и моего дома, поэтому я решила выпить второй бокал вина и, не отставая от Джэл, третий. Теперь спальня слегка покачивалась у меня перед глазами. Но когда я вошла в дверь, мне вдруг в голову пришла одна мысль – сегодня ночью я попытаюсь задать жару, как в студенческие времена.
И, черт побери, я
Он приподнялся на постели и посмотрел на меня.
– Правда, ты отлично выглядишь.
Я хотела заметить, что это оттого, что мой живот был прикрыт майкой, но мне хватило здравомыслия, чтобы удержаться от сарказма.
– Спасибо, – сказала я таким тоном, которым не говорила давно.
Потом я наклонилась и поцеловала мужа. В десять часов у него уже пахло изо рта. Это почти не обеспокоило меня, как и щетина, которая царапала мне кожу, словно наждачная бумага. Впрочем, я, разумеется, не хотела отступать так легко, поэтому, пристроив лицо поудобнее, я снова поцеловала его. На этот раз я почти не испытала прежнего раздражения, и теперь у его губ тоже был винный привкус. Победа.