Я в порядке, и ты тоже

Я не смогла скрыть удивления. В Hudson Санджей был крайне эффективным сотрудником, но тогда он был младшим редактором, который сочинял разве что заголовки и подписи к фотографиям. Однако я знала, что как журналист он слабоват, он может целую неделю мучиться над одним абзацем. По правде сказать, чем больше он думал о чем-то, тем меньше была вероятность того, что он дойдет до конца. По этой причине я вполне допускала, что он все еще работает для журнала Atlantic.

– Да, и редактор уже прочитал ее и только что написал, что ему понравилось. Цитирую: «Большой редакторской правки не потребовалось».

– Чудесно!

– Они собираются опубликовать ее в октябре. Онлайн и в журнале. За печатный вариант мне заплатят гонорар.

Я подошла и поцеловала его.

– Я так горжусь тобой.

– Спасибо, – сказал он. – Но это не все.

В моей голове заплясали значки доллара. Atlantic предложил ему новое задание! Или, возможно, даже колонку!

– Редактор сказал мне, что эта история – из числа тех проектов, которые у них на глазах часто превращаются в долгосрочные, – сказал он. – Или… даже в книгу.

Моя радость разлетелась на миллионы мелких кусочков. Книгу? Потребовалось бы несколько лет, чтобы написать ее. Оплата, как обычно, была бы паршивая, и, конечно, так и должно было быть, поскольку речь шла о мало известной теме. Даже если бы Санджей продал книгу за умеренную цену, она обернулась бы единовременной выплатой и не обеспечила бы нам стабильного дохода, в котором мы нуждались. Я размышляла, учел ли он это или же все еще переживает первую волну восторга.

Ладно, я не собиралась поднимать этот вопрос – не сейчас. Не то чтобы в последнее время он заикался о том, чтобы написать книгу, я давно спалила его планы парой обескураживающих, но правдивых слов. Может быть, через несколько дней я смогу возобновить разговоры о поиске работы, совместимой с его проектом. В данный момент я собиралась поддержать мужа.

Переведя компьютер в спящий режим, Санджей толкнул крышку. Потом он встал и потянулся.

– Времени еще много, но я собираюсь поработать, чтобы обдумать проект. Когда статья будет опубликована, у меня уже что-то будет готово. И если получится хорошо, я поеду в Нью-Йорк и попробую найти агента, чтобы продать книгу. В смысле, все закончится успехом, если действовать последовательно. Я посмотрел, и мне кажется, что можно хорошо продать подобный материал, если он написан с умом, но рассчитан на массового читателя. Это могло бы положить начало чему-то большему.

– Замечательно, милый. Я правда рада за тебя. – И я была рада. Только мне хотелось, чтобы он понял, что все его мечты о будущем – журавль в небе, и что даже если они материализуются, они не решат наши финансовые проблемы надолго. Я просто представила себя морщинистой старухой, согнувшейся над компьютером, как мелкая офисная сошка. Когда придет моя очередь сидеть дома и писать?

Ответ, поняла я с грустью, был «никогда». Или, во всяком случае, после того, как оба ребенка закончат колледж. Кому какое дело, что я тоже когда-то хотела писать детские книжки? Полагаю, я могла бы выкроить несколько минут вечером или в выходные, чтобы вернуться к одной из историй, которая много лет зрела в моей голове. Но для этого пришлось бы забыть о том, что я обессилена, и постараться поймать вдохновение, а потом работать еще усерднее.

И, честно говоря, я не была уверена, что готова на это.

В какой-то момент Санджей, вероятно, нашел бы работу – ведь я попросила его об этом, и он, кажется, серьезно отнесся к нашим планам – но маловероятно, что он будет получать зарплату, хотя бы отчасти сравнимую с моей. Все держалось на мне, и никакие семейные проекты не могли опровергнуть эту банальную истину.

Санджей снова застенчиво ухмыльнулся.

– Так… что ты думаешь?

Отправив мысленный вопрос Дженни, я улыбнулась как губами, так и глазами.

– Я думаю, это замечательно, милый. Я не могла бы порадоваться за тебя больше, даже если бы постаралась.

Глава 16

В ту субботу я повела Сесили и детей поужинать в городе и посмотреть кино, а Санджей остался дома писать. Сначала Сесили казалась замкнутой, но когда мы стояли в очереди за билетами, она, Стиви и Майлз хихикали и шутили по поводу пуканья. Она улыбалась, даже когда я привезла ее домой.

Я разволновалась, видя ее радостной, но я знала, какой мимолетной может быть эта радость. После ухода матери тяжелее всего мне было по ночам. Монстры и буки прятались повсюду, и мне представлялось, что отец не сможет защитить меня так, как могла бы она, неважно, что я вообще не могла припомнить, чтобы моя мать проявляла свои материнские чувства. Однажды вечером Ник свернулся калачиком в моей кровати, и мы долго так продолжали спать в одной кровати, хотя с точки зрения общественной морали это было неприемлемо. Несмотря на это, я часами пристально вглядывалась в темные углы своей комнаты, прежде чем в конце концов отключиться от полнейшего изнеможения, или просыпалась среди ночи в поту и звала ту, кого с нами не было.