Я в свою ходил атаку…

…Я уже отвечала тебе по получении о главе «По дороге на Берлин». Когда вещь захватывает в целом, ее мелких недостатков не замечаешь, не потому, что закрываешь на них глаза, а потому, что именно не видишь их, большая волна настроения – все время держит тебя на одной высоте, глаза не цепляются за частности. И, наоборот, если что-то в главном не вытанцевалось, глаз придирается к мелочам, цепляется за них, хочет в них увидеть истинную причину несовершенства. Мне думается, в этом плане последние твои вещи («Про солдата-сироту» и «По дороге на Берлин!») – полюсные. Но в то же время должна заметить, что немалую роль сыграла здесь отделка. В берлинской главе я узнаю твою руку, чувствую, что не раз прошелся ты рубанком, отполировал так, что хоть щекой веди – не занозишь. В общем, молодец, написал так, что хоть бы дома, за своим столом, так писал…

…Письма с фронта, которые пришли вчера, еще о «Теркине». Одно письмо подписали девять гвардейцев-разведчиков, каждый указал свои ордена. В итоге у них 13 орденов. Второе письмо тоже от читателя. Он пишет уже вторично – чтец «Теркина». Говорит, что и после войны будет продолжать свои выступления, потому что очень сжился с поэмой…

15. IV Р.Т.

Из «Альбома для пiсем з жизнi (тря)

В Германии 1944 г. (II, 1944 р.)

Коваль Надiи».

ОСТ

Милой и нежной улыбкой
Ты повстречала меня.
В черном жакете, в синем берете,
Ост на груди у меня.
………………….
Помнишь, ты мне улыбалась
И говорила, шутя,
Ост оторвется, память сотрется,
Ты позабудешь меня.

–

Перевод первого стихотворения:

Я не гадала сердцем детским
Семью родную потерять
И в этом городе немецком
Голодной смертью умирать.

Я лягу спать, мне мать приснится,
Старик-отец, сестренка, брат.
Родимый дом, родные лица
Вернусь ли к вам еще назад.

Ах, чтоб ты, бомба, била прямо
И этот лагерь разнесла.
А мне бы вновь увидеть маму
И жить, как прежде я жила.

Плохо.

15. IV А.Т. – М.И. Монтенау – Москва

…Должно быть, прежние письма мои идут, идут, а вот подвернулась оказия – хороший человек, Щур (из «Правды»), едет, говорят, в Москву, обещал заехать. Сегодня я встал очень рано. Перед этим денька два был болен гриппом, вчера уж решил ночью не ходить на станцию в поезд, хотя шла в номере глава. Однако было беспокойно. Едва ли не первая это глава, что я не просмотрел ее в полосе. Проснулся в полшестого оттого, что почувствовал, что болезнь как будто прошла, и не захотелось уже досыпать. Пошел в поезд, но там еще номера не было, а глава была уже в матрице – просмотрел: ничего, все так, как у меня. Прилагаю тебе эту главу в оттиске… Я очень рад, что оказия случилась с выходом главы. Так тоскливо представить, что глава шла бы еще недели две-три к тебе. А она только что написана, а в таких случаях очень хочется ее кому-то, тем более тебе, показать немедленно. Немедленно увериться в том, что самому кажется безусловным, и немедленно же, чтоб подтвердились те опасения, которые всегда есть при окончании вещи или отдельного куска. Не знаю, как тебе, но мне глава в общем нравится. В редакции она всем у нас очень понравилась, хотя излишние похвалы показывают, что люди более склонны воспринимать такие вещи, чем более скрытные. Это все равно, что пляска и песня.