Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Д-р Леклер: — Есть во всем этом одна вещь, которая меня смущает. Вы только что заявили: в начале был язык, и я слышу подобное в первый раз. На что Вы опираетесь? Или это перевод, который Вы предлагаете сами?

Лакан: — Inprincipioeratverbum — здесь безусловно имеется в виду язык, а не речь.

Д-р Леклер: — Но тогда нет никакого начала.

Лакан: — Позвольте, не я же написал Евангелие от Иоанна.

Д-р Леклер: - Я впервые такое слышу. Обычно пишут "слово", но "язык" — никогда.

Лакан: — Я уже писал однажды на доске двустишие, объяснения которому так никто у меня и не попросил. Indem er alles schass, was schaftet der H"ochste — Sich. Was schaft er aber vor er alles schaftet — Mich.

Что делал Всевышний, когда создавал творение? — Он творил Sich, Себя Самого. А чем был он прежде, чем что-либо сделать? — Mich, мною. Утверждение, конечно, рискованное.

Д-р Леклер: — Я не понимаю, почему вы переводите "в начале", а не "до начала", "искони".

Лакан: — Я не готов Вам доказывать, что у св. Иоанна все написано правильно. Я говорю лишь, что текст Евангелия по-латыни гласит: inprincipioeratverbum. И когда мы переводили De significatione, Вы сами могли убедиться, что verbum означает "слово", "означающее", а вовсе не "речь".

Г-н X: — Verbum — это перевод еврейского dabar, которое означает как раз "речь", а не "язык".

Лакан: — К истории еврейского надо бы еще вернуться. Пока естественнонаучный факультет не заставят учредить у себя кафедру теологии, ни богословам, ни естественникам в этом деле будет не разобраться. Но в данным момент вопрос для нас состоит вовсе не в том, чтобы установить, было в начале слово или же речь. В перспективе, которая сегодня перед нами открылась и которую я вам только что двустишием Даниэля фон Чепко проиллюстрировал, возникает иллюзия, будто язык, то есть все эти маленькие единички и нолики, существует от века, совершенно независимо от нас. Вы спросите меня: Где? Я затруднюсь вам ответить. Но при этом, как справедливо сказал недавно Маннони, ясно одно: в определенной перспективе мы не в силах рассматривать их иначе, как существовавшие всегда.

В этом, кстати, состоит одно из отличий платоновской теории от теории Фрейда. Теория Платона — это теория припоминания. Все, что мы воспринимаем, все, что мы узнаем, должно было быть здесь, налицо, уже от века. Почему? Однажды у меня был уже случай продемонстрировать вам взаимосвязанность этой теории с основополагающей мифологемой диады — Платон не мог представить себе воплощение идей иначе, нежели в череде бесконечных отражений. В себе существующий образ есть, в свою очередь, лишь отображение в себе существующей идеи, представляя собой, следовательно, лишь образ другого образа. Существует лишь припоминание; как говорили мы вчера вечером, даже вагина с зубами не что иное, как образ среди многих других.

Зато когда мы говорим о символическом порядке, здесь налицо абсолютное начало, налицо творение. Вот почему in principioeratverbumзвучит так двусмысленно. Не случайно по-гречески это называлось логосом. И потому у истоков этого понятия рассматривать его можно и в той перспективе неопределенной однородности, с которой сталкиваемся мы всякий раз, когда оказываемся в области Воображаемого.

Достаточно подумать о себе — и я вечен. С того момента, как я о себе подумал, никакое разрушение этого себя уже невозможно. Но стоит мне сказать: я, как не просто становится возможным разрушение, а наоборот, каждое мгновение происходит творение. Оно, разумеется, не абсолютно, но если будущее для нас возможно, то лишь потому, что эта возможность творения у нас есть. И если будущее это не является, в свою очередь, чисто воображаемым, то лишь потому, что я наше опирается на весь дискурс, ему предшествовавший. Если Цезарь, переходя Рубикон, не был смешон, то лишь потому, что за ним стояло все его прошлое — его супружеская измена, его средиземноморская политика, его кампании против Помпея. Только благодаря всему этому и мог он совершить нечто такое, что имело значение чисто символическое — ведь Рубикон был не шире, чем расстояние между моими расставленными ногами. Этот символический акт влечет за собой целую череду символических последствий. Именно это и приводит к тому, что в символическом регистре, поскольку он человеком себе усвоен, первенство принадлежит будущему творения.