Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Задаться же им — значит попытаться обнаружить некоторый момент, в который понятие Я позволяет разглядеть себя как бы в состоянии зарождения. Для этого не надо идти так уж далеко — свидетельства перед нами еще вполне свежие. Достаточно вернуться в ту совсем недавнюю еще эпоху, когда в жизни нашей произошли такие серьезные сдвиги, что нам делается смешно, когда мы читаем сейчас в Протагоре, как некто, придя к Сократу, на возглас: "Эй, входите, кто там?", отвечает: "Это я, Протагор". Смешно потому, что происходит все, как Платон невзначай об этом упоминает, в полной темноте. Никто никогда не обращал на это внимания, потому что заинтересовать это может лишь людей, которые, вроде нас, вот уже по меньшей мере лет семьдесят пять как пользуются электрической лампочкой.

Загляните в литературу. Вы утверждаете, что хотя все это действительно свойственно людям думающим, у людей не думающих какое-то понятие об их собственном Я тоже всегда, более или менее спонтанно, существовало. Но что вы-то об этом знаете? Ведь сами-то вы относитесь к людям думающим или, по крайней мере, наследуете людям, которые об этом думали. Впрочем, вместо того, чтобы от вопроса этого так легко отмахнуться, попробуем лучше в нем разобраться.

Люди того сорта, которых мы назовем, условно, дантистами, твердо уверены в существовании миропорядка, поскольку полагают, что законы и процедуры ясного мышления изложены в Рассуждении о методе г-ном Декартом. Однако его я мыслю, следовательно я существую — фундаментальный принцип для всего, что относится к новой субъективности, — не так прост, как этим дантистам кажется, и находятся люди, готовые признать в нем чистой воды надувательство. Если правда, что сознание прозрачно для самого себя и осознает себя как таковое, то ясно, что я (je) не становится от этого для него прозрачнее. Оно не дано ему каким-то отличным от объекта способом. Восприятие объекта сознанием не дает ему немедленного представления о его свойствах. То же самое характерно и для восприятия сознанием я.

Другими словами, даже если я действительно предстает нам в акте рефлексии, где сознание прозрачно для себя самого как непосредственно данное, это вовсе не значит еще, что реальность эта — заключить о существовании которой уже само по себе немало — оказывается тем самым всецело исчерпана.

Соображения философского характера постепенно привели нас к чисто формальному понятию о собственном Я, больше того — они привили нам критическое отношение к этой функции. От идеи, будто собственное Я представляет собой субстанцию, человеческая мысль пока отказалась, рассматривая ее, скорее, как миф, подлежащий строгой научной критике. На законных основаниях или нет, неважно, мысль эта, в лице Локка, Канта и психофизиологов, которым — по своим, правда, причинам, и при опоре на собственные предпосылки — ничего не оставалось, как за ними последовать, предприняла попытку увидеть в нем чистой воды иллюзию. Все они относились к функции Я с великим подозрением, ибо в ней более или менее явно увековечивался субстанционализм, подразумеваемый в религиозном

представлении о душе как субстанции, наделенной, по меньшей мере, свойством бессмертия.

Сколь поразительный фокус сыграла с нами история: стоило нам лишь на мгновение пренебречь той стороной учения Фрейда, которая знаменовала собой подрыв основ и в определенной традиции развития мысли может быть сочтена прогрессом, как мы немедленно оказались в той докритической эпохе, с которой философия давно рассталась!

В свое время мы, характеризуя учение Фрейда, назвали его коперниканским переворотом. Это не значит, что все некоперниканское непременно однозначно. Люди далеко не всегда представляли себе Землю эдакой бесконечной равниной, — порой они приписывали ей границы, а то и различные формы, скажем, дамской шляпки. Но в конце концов они пришли к мысли, что есть нечто, расположенное внизу — скажем, в центре, — и на нем, как на основании, строится остальной мир. Так вот, хотя мы плохо представляем себе, что мог думать о собственном Я современник Сократа, что-то должно было располагаться для него в центре, и не похоже, чтобы Сократ в этом сомневался. Вероятнее всего, это что-то мало напоминало то собственное Я, что берет свое начало где-то в середине XVI— первой четверти XVIIвека. Но и то, и другое лежали в основании, в центре. И вот по отношению к этому представлению открытие Фрейда и было коперниканским переворотом — центр оказался перенесенным. Смысл этого открытия неплохо выражает великолепная формула Рембо (хорошо известно, что поэты, которые не знают, что говорят, говорят, тем не менее, всегда первыми): "Я — это другой".

2

Только не поддавайтесь на эпатаж, не вздумайте бежать на улицу, крича, что я это другой, — это, поверьте, ни к чему хорошему не приведет. Более того, этим ведь ничего не сказано. Потому что сначала надо узнать, что же это такое, "другой". Не стоит этим термином слишком увлекаться.