Я вам не ведьма

Воображение рисовало подобие европейских соборов с высокими сводами, химерами и прочей живностью на колоннах. В реальности все оказалось скромнее. Никаких статуй, каменного кружева, хотя своды действительно высокие, шея заболит разглядывать. Витражи украшали только восточную, алтарную, часть храма. В остальные окна вставили обычные стекла, частично цветные, отчего на пол ложились причудливые полосы света. Зато буквально каждый свободный сантиметр украшали фрески. Непривычно было видеть на них не святых, а самых обычных людей. Вот крестьянин идет за плугом. Вот охотник гонит зверя. Вот коронуют монарха. Не обошлось без могил. Им отвели обособленные боковые пределы, отделенные от молящихся железной решеткой и рядами одинаковых массивных столбов. Попасть туда можно было либо через дверцу возле кресел именитых прихожан, либо через проход у самых дверей. По словам Акселя, в соборе хоронили магов и представителей местной аристократии. Всех, кроме герцогов Орса – у них имелась своя особая усыпальница.

Вот ведь люди! Ведьма – фу, а как маг, пожалуйста, почетное место под гранитной плитой.

Я ощущала себя актрисой на детском утреннике, которая не определилась, кого именно играет: фею или капусту. Несмотря на прохладу внутри собора, я прела во множестве того, что пришлось напялить ради парадного выхода. Аксель настоял, чтобы я взяла бархатное распашное платье, и теперь его длинный подол волочился по полу, собирая мусор. Расточительство сероглазого объяснялось просто – он собирался представить меня как любовницу. Былые амбиции не позволяли Акселю расстаться с золотым и серебряным шитьем, мне полагалось соответствовать.

Разумеется, подобные наряды шили, а не продавали на рынке. Сначала полагалось купить по отдельности отрез ткани, кружево, жемчуга, канитель – словом, по кускам собрать будущий наряд, чтобы потом передать портному. Стоило это баснословно дорого, я нашла бы лучшее применение тому соверену и сорока грошам, но Акселю виднее. Хочет куклу, пусть получает, лишь бы под юбку не лез.

Жутко хотелось приподнять головной убор в форме перевернутого пожарного ведра и почесать голову. Это же пыточный аппарат! Мало того, что за все цепляется, так в нем мигом покрываешься потом. Чтобы не падала, конструкцию из условного ведра и хвоста плотной вуали намертво привязывали к голове лентами под подбородком. Воистину, красота требовала жертв!

Я гордо вышагивала под руку с Акселем, улыбаясь тем, кому улыбался он, и тайком разглядывая местную публику. Как везде, тут царило социальное неравенство. Как бы ни наряжалась простые работяги, их белые чепцы и добротные камзолы не шли ни в какое сравнение с тем, что надели на праздничную службу представители первого и верхушки второго сословия. Да и сидеть им полагалось в разных местах. Ида и вовсе осталась стоять у двери – место слуг там или на галерее. Скамейки для лавочников, пекарей и прочих, а нам с Акселем предстояло занять ВИП-кресла.

– Что бы ни случилось, молчи! – шепотом наставлял сероглазый. – От любовницы ума не требуется. Смотри скромно, лучше в пол. Окликнут, не оборачивайся. Обязательно к божественному лику с обеих сторон приложись. У мужской половины к руке, у женской – к животу. После коснись пальцами губ и размажь благословение по лицу.

– А сколькими пальцами? – на всякий случай уточнила я.

Не хочу угодить в местные раскольники.

Оказалось, неважно, хоть всей пятерней.

За разговорами мы добрались до мест для именитых прихожан.

Я заметила, как до того, как направил меня в самый последний ряд, Аксель ненадолго задержал взгляд на кресле в самом первом ряду. Там уже расположился ненавистный блондин – счастливый обладатель прежней должности сероглазого. Даже отсюда был слышен мерзкий хихикающий голос Гарольда, что-то упоенно рассказывавшего даме в мехах. Ни стыда, ни совести! Отвернулась, чтобы вслух не высказаться насчет приличий. Храм не ночной клуб, тут не гогочут.

К каждому креслу цепочкой крепился сборник молитва. Очень удобно, не надо заучивать. С интересом полистала свой, выискивая знакомые слова, и вдруг осознала, что в соборе стало тихо. Голоса резко смолкли, никто больше со скипом не отодвигал кресла, не стучал каблуками в проходе. Наверное, служба началась. Захлопнув молитвенник, подняла глаза и поняла, что ошиблась. Крупно ошиблась.

Сияя не хуже тульского самовара, в начале нашего ряда стояла Ида.

– Вот она, проклятое семя! – Она победоносно ткнула в меня пальцем. – На святом лике присягну, сама видела, как она ворожбу творила, письмена кровью по бумаге выводила.

В недоумении перевела взор на людей мрачного вида, которых привела служанка: священник, солдаты и некто в черном с нашивкой петуха на рукаве. В руках он держал… мой фотоаппарат.

Под ложечкой засосало от предчувствия беды. С мольбой обернулась к Акселю. Он сидел белее полотна, крепко стиснув пальцы, и молчал.

Ида между тем истерично заголосила, чтобы ни у кого не осталось сомнений:

– Ведьма!

И стражники, качнув пиками, двинулись ко мне…

Глава 8