— Пожалуй, — быстро согласился Виталий Максимович уже в дверях. — Машина подождёт.
Руслан после ухода врача не уснул. Лежал с опущенными веками, тяжело дышал.
— Руслан, — нагнулась я к нему. — Доктор настаивает, чтобы тебя поместить в больницу. Слыхал? Денька на два всего…
Мальчик не отозвался. То ли не понимал меня, то ли настолько ослаб, что не в силах был говорить.
— Я буду там с тобой.
Он не отреагировал и на это. Тогда я выбежала на улицу.
Весть о том, что Руслана забирают в больницу, быстро разнеслась по селу. Первой явилась мать Лёни Вереса, Дарья Фоминична. Последнее время её имя в селе упоминалось обязательно с насмешкой — «трижды шестнадцать — шестьдесят четыре». Подошла тихо, как тень, кивнула и, постояв с минуту, протянула мне какой-то белый свёрток.
— Что это, Дарья Фоминична?
— От всего сердца. В больнице кто его знает, какой дают творог, а мой свеженький, — сунула она мне насильно в руки свёрток.
— Спасибо, Дарья Фоминична. Вы очень добры, но всё же…
Женщина настаивала, но уже с обидой в голосе:
— Творог из молока большой жирности. Зорька моя, сами знаете, шестидойка, — сказала она с нескрываемой гордостью.
Да, я знала, что корова у Дарьи Фоминичны одна из лучших в Сулумиевке. Знала и почему «трижды шестнадцать — шестьдесят четыре…» Однажды, сдавая утренний надой, эта колхозница влила в молоко пару кружек воды. Приёмщик тотчас обнаружил обман. «Государство платит по шестнадцати копеек за литр. Неужели тебе мало? — спросил он и, весело подмигнул стоявшим тут женщинам, добавил. — Ишь, как заумничала. Три литра продаёшь за четыре… Трижды шестнадцать у неё шестьдесят четыре!»
— В районную детскую? — осведомилась Дарья Фоминична. — Хорошие там, говорят, доктора. Мальчик ваш, Галина Платоновна, быстренько поправится.
— Надеюсь, — ответила я.
Прибежала Любовь Еремеевна.
— Галя, в больнице детей даже вылечивают, — сказала она.
Неуместная, казалось бы, шутка, но эти слова были произнесены так, что с моей души словно камень свалился.
Пришёл весь закутанный, втянув голову в поднятый воротник пальто, директор школы. «Ему на мороз нельзя — астма», — подумала я.
— Павел Власович, зайдите в хату.
Он сбил веником снег с сапог, отряхнулся и лишь тогда вошёл в переднюю.
— Студёная зимушка-зима пришла, — произнёс Павел Власович, бросил короткий взгляд на Руслана и уже другим тоном добавил: — Вот что, товарищи… Через минуту подъедет машина. Не стойте, помогите Галине Платоновне одеть мальчика. Только, пожалуйста, без суеты.
Вскоре стёкла окон, разукрашенные тонкими кружевными узорами, задребезжали — подъехал «бобик».
— Тише-тише, не торопитесь, — сказал Павел Власович, заметив, что мы всё-таки засуетились. Затем ко мне: — С вами поедет Олег Несторович. Он уже ждёт.
Директор внимательно следил за тем, как одевают Руслана. Я одной рукой застёгиваю ему пуговицы пальто, а другой набиваю кожаную сумку.
— Тряпки ни к чему, а вот тёплые тапочки забыли, — заметил Павел Власович. — Вряд ли там для всех хватает тёплых шлёпанцев. — Затем: — Любовь Еремеевна, и вы собираетесь поехать?
— До обеда я свободна, — поясняет учительница.
Суходол разводит руками:
— Жаль-жаль, я это упустил. И Олега Несторовича обидеть не хочется.
Директор школы негласно опекал молодого математика, мечтал сделать из этого до мозга костей горожанина оседлого жителя Сулумиевки…
Кое-чего он уже добился. Теперь Олег Несторович уже не вздыхает, не морщится, когда выбирает место, чтобы обойти непролазную грязь, не приходит в отчаяние оттого, что печка дымит. Дети, почувствовав в нём верного друга, отвечают искренним, душевным уважением. Вслед за кружком занимательной математики последовали не менее увлекательные занятия: «Сделай сам», «Ану-ка, подумай!», походы по местам боевых действий партизанского отряда «Родина»…
Недилько считает себя повинным в болезни Руслана. За день до болезни маленький Багмут и другие ребята сооружали на стадионе трамплин для прыжков на лыжах. Ребята, узнав, что их наставник ещё и мастер лыжного спорта и что он собирается с ними «брать звуковые барьеры», старались изо всех сил. Работали до пота. Потом сняли верхнюю одежду и… вот результат!
Остапчук ведёт машину по заметённому снегом шоссе.
— Сейчас, Галина Платоновна, выскочим на асфальт, — успокаивает меня Остапчук. — Час и — мы в Каменске.
Зима ли, лето, осень, весна — на асфальте всегда царит гул моторов. Вот и сейчас нам навстречу мчится длинная колонна тяжёлых грузовиков.
У маленького Багмута закрыты глаза. Неужели спит? Щёки у него горят сильнее прежнего. Температура, выходит, продолжает подниматься.
— Нельзя ли, Алексей, побыстрее?
— Скользко очень. Ладно, попробую…
Стрелка спидометра стремительными рывками скачет вверх, показывая больше восьмидесяти километров в час. Лес обрывается неожиданно, словно кто-то отсекает его топором.