Но никто не смотрел на витрины магазинов. Мужчины пялились на меня — яркую, как василек на фоне черно-белой зимы, неотразимую, уверенную в себе. Я не могла увидеть в зеркале, к лицу ли мне голубой мех, прельстительно ли обнимает ноги узкая юбка до колен, но глаза мужчин — самые честные зерцала — отражали точнее всех зеркал мира: я прекрасна!
Чутким, присущим им одним нюхом они мгновенно улавливали жар, полыхающий у меня между ног, похоть, ползущую кольцами по моему телу под зимней одеждой, и в их зрачках загорался азарт. Они нелепо тормозили на месте, обрывая разговоры на полуслове, провожали меня оглашенным взглядом, кричали мне вслед, они хотели вступить в мою любовную игру, не зная, что это наша игра с Лерой.
Это ее — мое собственное! — нагое тело за стеклом возбуждает меня. А они — только острая приправа к рискованному, кружащему мне голову аттракциону: идти по Крещатику рядом со своей не видимой никому любовницей, перебрасываясь с ней сияющими упоенными улыбками, желать ее, чувствуя себя самой желанной, и, зная, что ты одета красивее всех, видеть себя нагой.
— Валя, это ты?! — затормозил меня на углу мужской голос.
Я подняла голову и, увидев один из тысячи ошалевших от желания взглядов, не сразу идентифицировала его хозяина.
— Это ты! — Валера сделал шаг ко мне. — Я уже не верил, что найду тебя! Куда ты пропала? Таня сказала, у тебя новый роман… Если бы не она, я бы подал заявление в милицию! Ты исчезла так внезапно. Почему? Мы поссорились из-за ерунды…
Он выкрикивал фразы, разрезая их лишь короткими паузами, а его взгляд — я чувствовала это — по-хозяйски ощупывал мое тело с ног до головы, словно проверяя, все ли на месте, действительно ли это я, действительно ли я стою сейчас перед ним.
— Я не помню, из-за чего мы поссорились, — сообщила я свысока.
Я предпочла бы произнести это равнодушно. Но, вопреки своей воле, испытывала в этот момент апогей возбуждения, близкий к экстазу. Я получила самый большой из всех возможных выигрышей в сегодняшней игре — встречу с бывшим любовником, которому можно с наслаждением сказать «нет», зная: он как никогда жаждет услышать «да»!
— Какая ты… — он восхищенно покачал головой, так и не сумев подобрать нужного слова. — Впрочем, ты всегда была красивой, не похожей ни на кого. Поэтому я так запал на тебя…
Его запоздалое признание все же было чертовски приятным. Даже если бы весь Киев проскандировал хором гимн в честь моей красоты, это не доставило бы мне такого удовольствия.
— Ты сменила квартиру? — продолжал он. — А у меня сменился телефон. Ты не могла дозвониться?
— Я не звонила тебе.
— Значит, правда про роман?
— Правда.
— Кто он? Чем занимается? — Лицо Валеры тускнело на глазах.
— В основном любовью, — ответила я манерно.
— Он что, нигде не работает? — Он уже чувствовал боль, уже хотел отомстить.
— У нас нет необходимости думать о деньгах, — довольно объявила я сущую правду.
Валера помрачнел и еще раз осмотрел меня, уже по-другому, хмуро оценивая стоимость каждой вещи и складывая их в круглую цифру. Такую сумму он не зарабатывал и за сезон.
Мы помолчали: говорить сразу стало не о чем.
— Знаешь, — протянул он, нащупывая почву для иной темы разговора, — тебя многие искали.
— Кто, например?
— Сашка. Он же твой одноклассник. А ваш класс собирался вместе на похороны…
— На похороны?
— Ну да. Одну из ваших одноклассниц убили. Ты не знала? Об этом даже по телевизору говорили в программе про криминал. Лариса Сайко. Ее нашли мертвой в парке. И убийцу, как ни странно, нашли тоже — Анатолий Ломоносов. Я только из-за фамилии и запомнил.
Но меня поразила вовсе не фамилия, а имя.
— Анатолий. Господи, это же…
— Ты его знаешь? — вскинул брови Валера.
Я молча помотала головой.
Я не знала его. Да и факт Ларисиной смерти не вызвал у меня ничего, кроме скорбного бесчувствия. Ее убийство произошло где-то далеко, в неведомой мне ее взрослой жизни, в то время как крещенский вечер десятилетней давности был совсем рядом, и чтобы нащупать его, достаточно было сунуть руку в карман. Веселая хохотушка Лариса, нагадавшая себе в ту ночь Анатолия.
Точно так. Вот только суженый — не обязательно муж.
Я вспомнила, что тысячу лет назад, до рождения Леры, Карамазова пыталась объяснить мне это, и одно воспоминание, как иголка нитку, потянуло за собой другое — забытое мной пророчество ведьмы, проявившееся на белой тарелке. Покоренный Валера и я, самодовольно созерцающая себя в зеркале. Только теперь я понимала, что на той картинке нас не двое, а трое.
И сейчас это предсказание сбылось. Или почти сбылось…
— Может, встретимся как-то? Запишешь мой телефон? — неуверенно предложил Валера.