— Прости, не могу ничего объяснить. Но обещаю, что верну тебе все завтра в целости и сохранности.
— Ну, если завтра… — сдала позиции Танька. — А то в понедельник я собираюсь прикупить чудную норку.
— Норку в смысле квартирку или в смысле шубку?
— Шубу, — похвасталась подруга. — Сейчас в «Меха Украины» такие чудеса завезли.
— И сколько стоит чудо?
Таня замялась, как всегда, когда я спрашивала ее о чем-то, чего не могла себе позволить, и она боялась, назвав сумму, лишний раз подчеркнуть социальную разницу между нами.
— Там разные есть, — произнесла она обтекаемо. — От трехсот и до… Ладно, это все ерунда, подъезжай за деньгами, я сейчас дома.
Выдернув телефон из розетки, я посмотрела на Леру в поисках одобрения. Ее лицо мгновенно впитало мою радость.
— Сейчас быстро мотнусь к Таньке и привезу деньги, — горделиво проворковала я.
— Зачем такая морока? — хитро прищурилась Лера. — У твоей подруги есть дома зеркало?
— Конечно. В комнате, в ванной…
— Зайдешь с деньгами в ванную. Я выйду к тебе оттуда.
— А как ты доберешься туда? — чуть было не спросила я.
Но она предвосхитила мой вопрос.
— Я есть везде, где есть ты и есть зеркала.
Нервничая и мучительно комплексуя, я зашла в магазин «Меха Украины».
— Что у вас в сумке? — сурово поинтересовалась продавщица, мигом приценившись к моим сапогам и плащу, купленным на Троещинском рынке.
— Деньги, — как можно небрежнее ответила я, дернув замок.
Двадцать тысяч отраженных долларов лежали вперемешку с другим дамским барахлом. Продавщица удивленно клацнула тяжелыми от обилия туши ресницами и тут же меня зауважала.
Выбрав себе нежную, удивительно легкую, почти невесомую шубку из белой норки, я зашла в примерочную кабину. Одновременно со мной туда зашла Лера. И сразу стало легко, уютно, весело. Мы накинули на плечи ласковые шкурки и довольно обозрели друг друга.
Шубка шла нам удивительно. Каждая из нас влюбленно созерцала другую — хрупкую красавицу в снежном мехе, обворожительную, как зимний ангел.
Лера в зеркале умиленно улыбнулась, сняла шубу и протянула ее мне сквозь стекло. Быстро свернув шубку-отражение в тугой валик, я засунула ее в сумку, закамуфлировав сверху другими вещами. Затем горделиво вышла из кабинки. Продавщица подобострастно растянула губы, принимая у меня мех.
— Что, не понравилась?
— Вообще-то очень мило, — высокомерно процедила я. — Но не подошла по размеру.
А дальше пошло-поехало!
Я, всегда сиротливо обходившая стороной сверкающие богатые магазины, жалобно отворачивающая взгляд от соблазняющих витрин, пустилась во все тяжкие шопинг-мании.
Всюду, где были примерочные с зеркалами, мир принадлежал мне. За месяц у меня появилось пять новых шуб: норковая белая, песцовая голубая, рыжая рысья, пятнистая ягуаровая и чернобурка. Четыре дубленки. Три пальто. Пять плащей. Дом пенился от вороха устрашающе дорогого белья, трепетных шелковых блузок, веселых платьев, изысканных костюмов, расшитых бисером и кружевами сверкающих золотыми блестками маечек и топиков, «лодочек», босоножек, шлепанцев, сапог из замши, из белой, черной и крокодиловой кожи, из облегающей ногу «чулочной» ткани. Крохотные ридикюльчики, элегантные сумочки, кошельки, перчатки…
— Можно я возьму это в примерочную, нужно посмотреть, как все смотрится в комплекте?
— Да, конечно…
Конечно, был один печальный минус. Принеся обновки домой, рассмотреть в них себя, такую красивую, роскошную, соблазнительную, можно было лишь отчаянно вертя шеей и притом весьма фрагментарно. Что человек способен увидеть без зеркала? Руки, ноги, грудь в проекции сверху…
— Какая ты иногда смешная, — удивилась Лера, услышав о моей проблеме. — Сейчас я примерю все это, и ты посмотришь на себя со стороны во всех ракурсах, даже в тех, которые ты никогда не углядела бы в своем трюмо.
Двадцать тысяч отраженных Танькиных долларов я поменяла в банке на гривны. Сто десять тысяч гривен превратились в двести двадцать благодаря двум Лериным прыжкам — в зеркало и обратно. Гривны были обменены на сорок тысяч долларов и благополучно удвоены. Дальше, боясь иметь дело с такими крупными суммами, я мухлевала туда-сюда по мелочам до тех пор, пока полученная мной цифра отраженных денег не стала слишком головокружительной для того, чтобы произносить ее вслух.
Мы купили машину — двухместный «мерседес-купе». (Хотя Лера, смеясь, предлагала мне выехать на нем прямо из витрины, в которой отражался кабриолет). Продали мою старую квартиру и, умножив деньги от продажи на два, переехали в новую, трехкомнатную, с евроремонтом и видом на Днепр. Она стоила не так уж дорого, поскольку располагалась далеко от центра, но это нас волновало мало — центр нашей жизни находился там, где были мы.
Свой новый телефон я не дала никому.
— Послушай, а что там, за зеркалом?
— Ты же видишь — отражение комнаты.
— А что за дверью?
— Открой ее и увидишь коридор.
— А куда он ведет?
— Сама знаешь — в спальню и кухню.
— Это здесь, а там, в Зазеркалье?
— Зачем тебе это знать?
— Ты — я. Значит, тот мир мой.
— Нет, он не твой, — поджала губы Лера.
— Ну скажи, куда ведет коридор?
— В смерть.