Я вернулась, Господи! (сборник)

…Утром Ирочка опоздала на работу. Это была катастрофа. Во-первых, ее все утро тошнило, она без конца бегала к раковине, глотала горячий чай, борясь с непреодолимым желанием выпить. Во-вторых, ей пришлось больше часа приводить свое лицо в порядок, но, как она ни старалась, синеватая одутловатая кожа просвечивалась сквозь слой грима.

Валентина Игоревна метнула на нее недовольный взгляд и скрылась за дверью шефа.

— Ты что, заболела? — участливо спросила Лида.

С трудом справившись с дурнотой, Ирочка кивнула. Она села за стол, однако работать совершенно не могла. Из кабинета выглянул Павел и кивком головы пригласил ее зайти.

— Что-то случилось?

Ирочка не отвечала, только мотала головой. Она страшно боялась, что запах перегара выдаст ее. Хотя она утром тщательно вычистила зубы и всю дорогу до работы жевала за неимением жевательной резинки лимонную корку.

— У тебя больной вид. Кебе нездоровится? — Павел взял ее за руки и притянул к себе. И тут же почувствовал перемешанный с лимоном запах вчерашней выпивки. Он недоуменно приподнял бровь и посмотрел на Ирочку.

Она страшно покраснела, заволновалась и, пряча глаза, соврала:

— На дне рождения была. У давнишней приятельницы, — и поспешно выскользнула из кабинета.

Ей было ужасно стыдно. Вот оно: тайное всегда становится явным — эти мамины слова молотом били в ее мозгу. Нет, надо завязывать с этими выпивками. Хотя бы ради своего будущего. Ведь если Павел догадается — это конец.

Ирина с трудом досидела до конца рабочего дня, а дома, туго перевязав платком голову, встала к мольберту.

Всю неделю она старалась взять на себя большую часть работы, помогала Лидочке, много ездила по школам. С Павлом виделась урывками, но поговорить с ним так и не пришлось. Ирочка с нетерпением ждала конца недели, чтобы наконец-то встретиться с любимым. Соскучилась.

В пятницу Павел не пришел. Ирочка весь вечер промаялась, а когда ждать уже стало бесполезно, все равно с надеждой продолжала смотреть на телефон. Павел так и не позвонил. Ирина не знала, что думать. Она металась по квартире: на кухне стыл ужин, в спальне ждала разобранная кровать. Часы, словно насмехаясь над ней, отбивали час за часом, за окном сгрудилась ночная тьма, а Ирочка все ходила взад-вперед по комнате, изредка натыкаясь на мебель. Потом без сил повалилась на кровать. Слез не было, внутри все как будто замерло. Она лежала с открытыми глазами, наблюдая, как по потолку скачут блики от фар проезжающих по улице машин.

Ночь прошла ужасно. Ирочка то проваливалась в сон, то вскакивала, порываясь куда-то бежать. Она забылась только под утро. И то на чуть-чуть. Встала, взглянула в окно. Боже, как красиво! Даже в таком душевном смятении она не могла не залюбоваться видом во дворе. Деревья, покрытые инеем, освещало розовым светом встающее солнце, нетронутый под окнами снег блестел разноцветными огоньками. Ирина даже отсюда почувствовала его запах. Свежий, вкусный, ни на что не похожий. Ну какими словами можно рассказать, как пахнет снег? А что он пахнет, Ирочка знала наверняка и каждую зиму наслаждалась этим запахом. Сейчас бы выбежать на улицу и попробовать запечатлеть эту сказку на холсте. Только вот мысли все время о нем, и в голове звучит одно: «Павел, Павел, Павел».

Находиться в квартире было невыносимо, но и уйти Ирочка тоже боялась — вдруг Павел позвонит. После обеда не выдержала. Тишина квартиры давила, выматывала последние силы. Ирина накинула шубку, завязала теплый платок-паутинку. Этот платок ей когда-то подарила мама. Они ехали тогда из театра и на выходе из метро увидели толстую бабу, на руке у которой была навешана куча воздушных платков. Ирине они сразу понравились. Захотелось примерить. Она накинула пушистую белую шаль на голову и сразу стала похожа на сказочную красавицу. Когда точно так же медленно падал снег, тихо опускаясь на платок, поблескивая разноцветными под лучами фонарей звездочками. Платок оказался таким теплым и уютным, что Ирочка так и ушла в нем, а потом любила надевать в зимние морозные дни.

Ирина остановилась около подъезда, не зная, куда пойти, потом, как будто вспомнив что-то, быстрым шагом направилась в сторону маленького скверика.

Вадим увидел ее издалека. Скорее всего, специально высматривал. Бросился Ирочке навстречу, размахивая руками и что-то выкрикивая радостно и возбужденно.

— Представляешь, — Вадим запыхался. Пытаясь отдышаться, ненадолго замолчал, — нашу картину, ну ту, первую, купили.

В избытке чувств он подхватил Ирину на руки и подкинул вверх. Она взвизгнула, ухватилась обеими руками за его шею. Вадим осторожно опустил Ирину на землю, взял за руку и повел к художникам. Бородачи тоже двинулись к ним навстречу, сдержанно поздравляли, похлопывая Вадима по плечу. Потом один из них отвел Вадима в сторону и что-то горячо зашептал ему в ухо. Вадим сосредоточенно слушал, иногда кивая, иногда отрицательно качая головой.

Наконец он подошел к Ирине.

— Ребята магарыч требуют. Ты не против?

Ирина неопределенно пожала плечами.

— Ты не поняла. У нас всегда так: первую проданную картину обмываем все вместе. Обычно собираемся у Витька. Он один живет, да и тут недалеко. Как что, пошли?

Ничего не чувствуя, — даже предупреждающие колокольчики в голове молчали, — Ирина пошла с Вадимом.

Они пришли в захламленную маленькую квартиру. Повсюду валялись сломанные подрамники, на столе стояла давно не мытая посуда. Пол был залит чем-то липким, на кровати вперемежку лежали вещи, книги, подшивки старых пожелтевших газет. Пришедшие художники загомонили, в квартире сразу стало тесно и шумно. Кто из них Витька, Ирина так и не поняла, да и не пыталась. Уселись прямо на полу, подстелив газеты. Ирине как гостье был предложен хлипкий расшатанный стул. Мужики резали хлеб, колбасу, прямо на газете распластали селедку. Разлили по стаканам водку, Ирине досталась мутная, захватанная жирными пальцами рюмка.

Ирина пила, не пьянея, и только последняя рюмка оказалась роковой. Мгновенно отключились мозги, и больше она ничего не могла вспомнить. Она не помнила, как Вадим подхватил ее на руки, положил на диван, предварительно смахнув оттуда все лишнее на пол. Не помнила, как художники пили, о чем-то спорили, бегали еще за водкой, пытались петь. Затем поодиночке потянулись домой. Остались только два или три человека: поздно, да и тащиться далеко.

Проснулась Ирочка поздно ночью, как от толчка. Удивленно подняла голову, оглядывая темные, незнакомые стены. Не сразу поняла, где она, потом обрывистые воспоминания начали возвращаться к ней, и Ирочка ахнула.

Скосив глаза, увидела — рядом лежал Вадим. «Господи, до чего же ты докатилась», — эта мысль сверлила ее мозг, заставляя краснеть и тревожно биться сердце. Ирочка осторожно перебралась через Вадима. Платье у нее оказалось расстегнутым, колготки приспущены. Приложив трясущиеся ладони к пылающим щекам, Ирочка тихонько застонала, хотя ей хотелось кричать, кататься по полу, выть и рвать на себе волосы.

Наскоро приведя себя в порядок, она принялась искать сапоги, натыкаясь в темноте на незнакомые предметы. Наконец, Ирина смогла различать обстановку в комнате. Она нашла оба сапога за диваном, поспешно обулась и кинулась к вешалке. Шубка висела на месте, из рукава выглядывала белая шаль.

Ирочка отыскала свою сумочку здесь же, в прихожей, на тумбочке, хотела посмотреть, все ли цело, хотя бы документы и деньги, но услышала, как во сне тяжело заворочался Вадим, быстро открыла дверь и выскочила вон.

Стыд гнал ее прочь. Ирина смутно помнила, как добралась до дома. Перчаток в кармане не оказалось, и у нее жутко озябли руки. Засунув их в рукава шубки, она почти всю дорогу бежала, как будто боялась, что ее догонят и вернут в эту вонючую, грязную конуру. Уже около подъезда Ирина остановилась перевести дух, набрала полную пригоршню снега, протерла лицо. Кожа сразу же загорелась, и ее начало покалывать. Скатав рыхлый комок, Ирочка откусила снег. В другой раз она насладилась бы необычным вкусом снега, совсем как в детстве. Но сейчас она чувствовала только горечь, вместо свежести вкус осины оставался на языке.

Потом Ирочка долго крутила ключ в замочной скважине, он тяжело проворачивался, но дверь открывать не хотел. Ирочкины руки настолько замерзли, что пальцы почти не гнулись. Она злилась, дергала ключ, стараясь поскорее попасть в тепло. На ум пришел Васильев, его готовность тут же прийти на помощь, взгляд, полный безысходной тоски. Вспомнилось и то, как Васильев неуклюже протянул ей иконку, словно боясь, что Ирина откажется от необычного подарка.

Наконец замок поддался, и Ирочка, раздеваясь на ходу, бросилась в ванну. Она открыла горячую воду и, не дожидаясь, пока ее наберется достаточно, забралась внутрь, ощущая, как тело постепенно отогревается и даже на душе становится легче. «Я не буду думать об этом сегодня», — сказала она самой себе. Эта фраза Скарлет из «Унесенных ветром» спасала многих женщин, помогла она в этот раз и Ирине. Закутавшись в теплый халат, она нырнула под одеяло и проспала до обеда. Ее разбудил настойчивый звонок в дверь. Видеть никого не хотелось, но скрываться было бесполезно. Ирина сунула ноги в тапочки, накинула халат и пошла открывать.

— Где ты была, Ириша? — Костик укоризненно смотрел на нее. — Я ужасно беспокоился. И мама несколько раз звонила.

— А ты что, считаешь, что я не могу где-то быть? — Ирина была раздражена и Костиным приходом, и его нотациями. — Я ведь уже взрослая женщина, а не пятилетний ребенок. Ваша ежеминутная опека меня достала.

— Но, Ириша, ты ведь могла оставить записку, — Костик заволновался, начал оправдываться, — и я вовсе не опекаю тебя, просто я…

— А я хотела исчезнуть на некоторое время, — бесцеремонно перебила его Ирочка, — убежать от вашей дурацкой заботы. Хватит уже за мной следить. Я что, не имею права куда-то уехать? Я знаю, вы меня считаете алкоголичкой, потому и контролируете каждый мой шаг. — Ирину понесло, и она уже кричала во весь голос, не обращая внимания на то, что Костик словно сжался, опустил плечи и старался не смотреть Ирочке в глаза. — Я нормальная, просто жизнь вокруг такая крученая. А когда я выпью, мне становится легче. И я редко выпиваю, только иногда, когда совсем плохо становится, но я же не алкоголичка. — Ирина уже не кричала, а жалобно шептала, и в ее словах слышался вопрос, на который она уже давно не могла найти ответ.

Костик тихонько гладил ее по голове, почти физически ощущая боль за любимого человека.

— Ирочка, ну что ты такое говоришь? — успокаивал он ее, изо всех сил желая, чтобы Ирина перестала думать об этом. Сейчас она слишком расстроена, он поговорит об этом с ней позже, когда настанет подходящий момент. Ей надо успокоиться, но Ирочка не слушала его и все шептала свои слова-полувопросы:

— Не алкоголичка я. Нет. Я сильная. Я смогу.

Костик боялся таких нервных срывов, после них, как правило, Ирина не могла остановиться, много пила, потом начинала плакать. И все это заканчивалось ужасно.

— Ирочка, милая, — тоже перешел на шепот Костик, — ты знай, я… я люблю тебя. Ты для меня все. Ты для меня самая лучшая. — От волнения голос у Костика сорвался, он замолчал, только продолжал гладить Ирочку по волосам, стараясь выразить в этом незамысловатом жесте все свои чувства. И свою безответную любовь, и невозможность жить без нее, и свое всепрощение и преданность. Они сидели рядом, молчали, ощущая в это мгновение духовную близость, понимая без слов все то, что хотел сейчас сказать каждый.

Костик уговорил Ирочку пойти в кино. Она согласилась. Ей действительно надо отвлечься. Да и что бы она сейчас делала в пустой квартире. Сидела бы, прокручивала в памяти все то, что случилось с ней за последнее время, жалела бы себя, борясь с желанием выпить.

Смотрели какую-то милую старую комедию, несколько раз Ирочка даже весело рассмеялась. Потом долго гуляли по вечерним улицам, вслушиваясь в легкое поскрипывание снега, пока совсем не замерзли. Костик проводил Ирочку до дома и взял с нее слово, что она прямо сейчас ляжет спать и утром обязательно позвонит ему. Его трогательная забота была приятна Ирочке, и события прошлой ночи немного отодвинулись, хотя стыд продолжал жечь ее душу.

Она долго читала в постели, потом незаметно уснула, так и не выключив свет.