Когда через десять лет похудевшая, постаревшая и сникшая Татьяна Сергеевна вернулась в Ленинград, оказалось, что в ее комнате на Лиговке живут другие люди. Изможденный мужчина, стараясь не смотреть ей в глаза, сунул Татьяне Сергеевне конверт с извещением о гибели Сергея. Ее муж погиб в августе сорок первого года под Смоленском. Татьяна Сергеевна хотела заплакать, но не смогла. Слез не было: только боль, боль, боль. Она едва доплелась до скамейки во дворе. Татьяне Сергеевне не хотелось ни двигаться, ни думать, ни видеть. Только… умереть. Она вспомнила слова, что часто повторяла баба Шура: «Раньше смерти не помрешь». Нужно было жить дальше. Только вот как?
С большим трудом Татьяне Сергеевне удалось устроиться дворником за крохотную зарплату и сырую комнатенку в полуподвальном помещении. Она машинально мела двор, так же машинально жевала что-то за ужином, без интереса наблюдая за жизнью, которая проходила мимо нее. Иногда, правда, она приходила к зданию, где когда-то располагался ее детский дом, подолгу стояла, глядя на окна и о чем-то думая.
Однажды ее окликнул звонкий девичий голос:
— Мама Таня!
Татьяна Сергеевна медленно обернулась, вглядываясь подслеповатыми глазами в молодое круглое личико, обрамленное белокурыми волнистыми волосами, в голубые крупные глаза, рот, растянутый в радостной улыбке.
— Света? Света Пыжикова? — У Татьяны Сергеевны закололо сердце.
— Мама Таня, — Света кинулась к ней, крепко обнимая, и плача, и смеясь одновременно, — наконец-то, наконец-то я вас нашла. Как же здорово, что вы живы и что с вами все хорошо.
— Хорошо? Да, да, хорошо, — тихо заплакала и Татьяна Сергеевна. — Светочка, милая моя…
Света, продолжая обнимать маму Таню за плечи, провела ее к скамейке.
— Мы же все в разных детских домах были, — рассказывала Света, — кто где, понимаете. А я ведь и фамилии некоторых не помню. Никого найти не удалось.
— А Николаша? — замирая, спросила Татьяна Сергеевна. Как только освободилась, она начала упорно искать сына, но пока безрезультатно.
— Мамочка Танечка, — зарыдала Света, — и про него ничего не знаю. Но вы не переживайте, мы найдем его, обязательно найдем. Мы же теперь вместе… вдвоем… Не плачьте, дорогая моя.
Ветер сбивал последние листья с деревьев, крутил газетные обрывки по асфальту, обдувал лица прохожих, спешивших укрыться в тепле, а две женщины — молодая и старая — так и сидели, обнявшись на стылой скамейке, стараясь своими сердцами растопить холод, застывший в душах каждой из них.