Я вернусь, когда меня не станет

Вчера, приехав домой, Георгий попросил бабушку собрать оставшиеся вещи жены до последнего пузырька. Леська специально не забирала кое-какие шмотки, а летом просила просушить верхнюю одежду на солнце — в селе это сделать удобней. Видимо, предлог подсовывала, чтобы однажды вернуться в дом, но баба Таня надежно держала оборону. И вдруг неожиданность: внук, наконец, окончательно порывал с Леськой — большей радости трудно вообразить, она жаждала узнать причины такого решения, пристала к нему: что случилось? Пришлось живописать в красках. Ух, как хохотала Татьяна Яковлевна, до слез, но это не значит, что с Леськой она будет держать марку невозмутимой мадамы. И вот она в цветастом байковом халате и клетчатом фартуке, в вязаных шерстяных носках и тапках без задника, водрузив кулаки на внушительные бедра, в прямом смысле пошла в наступление:

— Ну? Чего приперлась, паскуда? Мы тебя кормили, одевали, обували, а ты? Рога наставляешь моему внуку?! А сегодня притащилась уговаривать, чтоб не бросал тебя? Шлюхам в нашем доме нет места! А ну, пошла отсюда, засранка!

Леся отступала от осатаневшей бабки так, чтобы между ними было хоть какое-то препятствие — столик, кресло, стул. Ведь старая карга, несмотря на почтенный возраст, ручкой махнет и голову с плеч снесет. Но и теряя позиции, очень хочется оставить последнее слово за собой:

— Да ваш Гошка сам изменяет мне с Иркой Балашовой! Плохо воспитали внука…

— Его дело мужское, раз жены в доме нет. Пошла вон, потаскуха! И попробуй еще раз подползти, гадюка, к моему дому, собак натравлю! Я старая, много мне не дадут ввиду старческого возраста, зато твою тощую задницу порву на портянки. Вон, подлюка, я сказала!..

Бабка схватила вазу и… не успела кинуть. Лесю волной смыло, а Татьяна Яковлевна плюхнулась на кровать и стала обмахиваться фартуком, ворча:

— Уф, давление поднялось… Ах, змея подколодная, пока я у соседей была, она тут как тут! Слышь, Гоша, а про Ирку правду сказала твоя гадина?

— Неправду, ба, — тяжко вздохнул Георгий.

— А чего так? Не мужик ты, что ли? Или у тебя к этой шкуре чувства остались? Гляди, Леську твою на порог не пущу!

— Да ну, ба! — брезгливо поморщился он. — Какие чувства, о чем ты! С Леськой все, конец.

— А с Ириной?

— А Ира у нас монашка.

— А-яй, монашка… — всплеснула руками Татьяна Яковлевна. — Ишь какая! А ты хоть пробовал к ней… ну, там… м? Ладно, ладно, молчу! Ты глянь на него — слова не скажи, сразу волком смотрит. Там парень к тебе приехал, на кухне пирожки кушает… этот… как его… Ку… Куприян, что ли…

— Куприн! — подскочил с кровати Георгий. — И ты молчала!

На торопливо одевающегося внука она смотрела с удовлетворением, умолчав о главном — давнишнем договоре с дедом Темой. А то и правда: слухи-то есть, на чужой-то роток не накинешь платок, но двое дураков даже сойтись не могут самостоятельно, подталкивать их приходится, на мозги капать.

* * *

— Заточил видос, как смог, — сказал Михей (так он представился). — Предупреждаю: видос сплошняком фуфло, ракурс ништяк, а качество…

— Ну-ка, ну-ка… — поправляя очки, придвинулась ближе к монитору компьютера Лидия Николаевна.

Молодой человек, явно больной анорексией — до того худющий, с козлиной бородкой, которую еще и выщипали, сначала показал количество обработанных кадров, потом вернулся к первоначальному.

— Все равно не понятно, что это, — обведя на мониторе интересующую ее область, досадливо сказала Лидия Николаевна. — Можешь определить?

— Изи! (Легко.) — усмехнулся Михей. — Это завязка.

— Завязка? — не поняла она.

— Ну, волосы этот перец отрастил, а чтоб не мешали, он их завязал… ну, бантом, лентой… с… с… рисунком…

— Это вышивка, — подсказал Эдик. — Есть новая мода дарить вышитые обереги парням, это необязательно, но многие девушки дарят вышитые ленты на запястье и на волосы, еще штуки… типа ладанок, повязку на лоб…

— Милый обычай, — произнесла Лидия Николаевна, рассматривая узел, именно узел на затылке убийцы. — В мою бытность подобных обычаев не существовало… Раз оберег, то на нем вышиваются некие символы, правильно? Любопытно, что вышито на обереге убийцы?

— Он завязал волосы лентой, — вносил в обсуждение свою лепту Эдик, — и надел куртку, чтобы хвост остался под курткой, но когда газовал после убийства, наклонил голову, лента вылезла, то есть узел. Но в узле рисунок смят.

Лидия Николаевна оценила старания Эдика, распухшего от важности, она, конечно, об этом ему не сказала, а попросила обоих:

— Ребята, посмотрите, может, волосы видны? К сожалению, мое старческое зрение не способно увидеть мелочи, а хотелось бы цвет узнать.

Оба парня уставились в монитор, Михей попытался максимально увеличить снимок, он же и показал:

— Вот здесь, видите? Светлый фрагмент, это шея, а вот здесь — чуть в сторону, — темная часть, это и есть волосы. Цвет как бы близок к темному колеру. Эх, такую пусичку прикончил, вот гад.

— Ладно, — встрепенулась Лидия Николаевна. — Давайте дальше.