Тоска накатила новой, удушающей волной и смяла, погружая в хаос мыслей. Все воспоминания, накопленные за сто пятьдесят хакима,
Спустя несколько долгих мгновений, она, перепачканная в собственной крови, возилась уже с новыми ножами, ища место, куда бы вонзить лезвия.
— Где мои блескучки? — вопрошал гигант, растирая слезы по неумытой роже.
Стиснув челюсти, Шифра быстро кинула оружие обратно в мешок, поднялась, борясь со слабостью, и маленькими неуверенными шажками направилась подальше от Коммититура. Дыхание со свистом вырывалось из груди, колени дрожали, приходилось держаться за стену, чтобы не упасть.
В Доме полыхал лишь один жар-камень в центре каменного круга, отчего большая часть пещеры скрывалась в сумраке. Не было видно даже треклятых сталактитов.
Человеческая масса копошилась под её ногами, тянула многочисленные руки. Рты открывались в беззвучных криках, из них то и дело высовывались склизкие отростки, отдаленно напоминающие языки. В тусклых и безжизненных глазах отражалось сильнейшее страдание. Люди словно просили лишить их жизни, разорвать грудную клетку и вонзить металл в бьющееся сердце.
Шифра напрягла память, вглядываясь в лица таких знакомых чужаков. Она прижалась к стене, ощущая целую гамму чувств — ужас, отчаяние, понимание тщетности борьбы. На нее смотрели не люди, а живые мертвецы. Она узнала ближайшего к ней парня — неестественно худого, со спокойным лицом и впалыми щеками. Теш. Его так зовут. Даже сейчас, когда от него осталась лишь пустая физическая оболочка, он выглядел красиво. Наверное, из-за густых, мягких волос, каким-то чудом не превратившихся в грязные сосульки.
Шифра заплакала, опустилась на колени. Человеческая масса звала, человеческая масса умоляла разделить с ней боль существования. На миг захотелось поддаться этим тусклым, безжизненным взорам и присоединиться к оргии мертвецов, но что-то внутри неё противилось, не давало решиться на отчаянный поступок.
Время не пришло.
Еще есть силы, чтобы бороться.
Шмыгнув носом, Шифра заковыляла к разрушенной мастерской, прижимая к груди мешок с ножами и обходя людей. За ней на серых камнях оставались кровавые следы, в сумраке казавшиеся черными, как смола. Сандалии она давно потеряла. Впрочем, в нынешнем состоянии обувь ни к чему.
Некогда красивая мастерская превратилась в немое напоминание о былом величии группы: на закопченных стенах зияли дыры, крыша обвалилась, у порога валялись сломанные инструменты. Идеальное укрытие. С трудом обойдя огромную кучу глины, Шифра нырнула в круглое отверстие в стене и замерла.
На полу сидел кучерявый незнакомец и водил мелом по валуну. Лицо его было безмятежным. Через каждые несколько перкутов он самодовольным тоном изрекал какую-то непонятную ерунду, улыбался и продолжал рисовать круги.
Память в этот раз не подвела. Кучерявого звали Терифом. Давным-давно парень выделялся невероятным умом и инженерными способностями. Именно благодаря ему удалось добыть глину на…
…
Нет, не на поверхности. В расщелине. Да, точно! На вершине расщелины.
— Привет! — решила поздороваться Шифра.
Кучерявый бросил на неё безумный взгляд, кивнул.
— Привет, — быстро ответил он и скривился, словно укусил кислый плод. — Ты плохо выглядишь.
Она опустила голову, осматривая себя. Под нижним ребром торчала рукоять ножа. Захотелось тут же протиснуть лезвие глубже, до самого сердца. У ног скопилась лужа крови.
— Прости, — ответила Шифра после недолгой заминки. — Чем ты… занимаешься?
Вопрос прозвучал глупо.
— Экспериментирую.
— Над чем?
— Не могу сказать. Ты не поймешь.
— Почему?
— Не знаю.
Рядом с ним слабо танцевало пламя жар-камня, даря трепетный оранжевый свет.
— Я хочу знать, — сказала Шифра, нахмурившись. Ей не нравилось, как разговаривал кучерявый. Словно скрывал что-то очень важное.