Перед мысленным взором появились картины из жизни витама: вот он качает на руках младенца, вот ухаживает за хворающей женой, вот покупает на рынке молочную воду для детей. Все эти воспоминания были дороги ему. Он не мог осознать, что его вообще больше не существовало, что он — созданная мною иллюзия.
Поэтому я без угрызений совести стер метаразум и медленно двинулся к воротам, ведущим в подземелья. Мне не хотелось уходить. Город, казалось, обладал непередаваемой атмосферой уюта. Я ощущал себя как дома. Все эти фермы, склады, площади, театры, храмы и дома принадлежали мне по праву. Я достаточно пережил, чтобы понимать их ценность.
И никакой Пепельный Человек не помешает это взять.
Никакой бог меня не остановит.
Но нужно действовать осторожно. Я должен сделать так, чтобы люди сами захотели жить под моей властью.
Как это сделать? Задача непростая. Но у меня много времени. Бесконечно много.
Я поселился там, где встретил старика Сенециона. До города далековато, конечно, но зато можно быть уверенным, что на меня случайно не наткнутся смертные. Пещера отлично отвечала моим требованиям: достаточно просторная, сухая и рядом полно мест с дичью. К тому же искривленные болью лица на стенах радовали глаза.
Мне нужен был план. Структурированный и идеальный. Люди должны сами захотеть свергнуть Безымянного Короля, должны сами осознать, что ими управляют такие же жалкие человечешки. Конечно, я мог бы вобрать в себя разумы самых высокопоставленных чиновников в Мезармоуте, однако боялся мести Пепельного Бога. Поэтому пришлось пораскинуть мозгами.
Так я придумал концепцию равной общины. Всё просто: я вбиваю в головы «избранным», что все их проблемы можно решить путем дискуссий. При этом мои двенадцать бессмертных элементов будут подсказывать правильные пути, но не ничего не будут навязывать. Я стану определять значимость рассматриваемых законов. Если мне что-то не понравится, смогу всегда вобрать в себя «неправильного» смертного и переубедить его и остальных. Главное: вовремя отслеживать несогласных.
Жизнь в новой общине должна казаться постоянным вызовом, брошенным Безымянным Королем и природой. Каждый перкут существования чреват гибелью. Пусть всё и вся ненавидят. Уж я это устрою.
После планирования я приступил к действиям. Вот тут-то и начались первые проблемы. Я бездумно создал себе еще одиннадцать элементов из копателей и потерял контроль. Оказалось, мои силы не безграничны. Попросту захваченные смертные тела умерли в один миг. И тем самым чуть не навлек на себя беду. К счастью, человечешки решили, что витамы подхватили какую-то заразу или надышались ядовитым газом и погибли.
Тогда-то я и понял, что могу вбирать себя не больше десяти элементов.
Выждав некоторое время, вернулся к осуществлению плана. В этот раз я поглотил трех витамов и одного демортиууса. Нужно было действовать крайне осторожно, чтобы не привлекать лишнего внимания. Поэтому я выждал около тридцати хакима, создавая мифы о чудесном месте под землей, которым управляют боги. Я превратил одного из копателей в поэта Флавия, внедряя свои идеи через увлекательные истории. Демортиуус же позволил мне научиться новому мышлению, помог открыть для себя универсальные законы логики.
И вскоре в мою пещеру прибыли первые ученики. В основном это были семьи копателей, которым надоело горбатиться за гроши. Я научил их письму и помог обустроиться. Показал иную жизнь. В дело пошла переписанная книга Сенециона. Кто важнее: бог или человек? Конечно же человек! Только он управляет своей судьбой. Особенно тогда, когда бог давным-давно мертв.
Я объявил Корнелия Публия пророком! Рассказал, что после смерти настоящего Безымянного Короля, несколько высоких чиновников (Валент Грациан и Мастарна Фертор) подделали священные тексты и дали новой ереси жизнь.
Люди верили мне, так как видели мое бессмертие. Их тела ссыхались, покрывались морщинами, а я оставался прежним.
Моя община довольно сильно разрослась. Я изредка убивал свои смертные элементы, так как боль позволяла острее ощущать ход времени. Боль — это очищение. Боль — это моя пища.
Так прошло сто сорок шесть хакима.
Часть вторая. Возвращение в лёд
Глава первая. Мора
Она старалась держать спину прямо, хотя в её положении это было не так-то легко. Приходилось упираться руками о металлические брусья, отчего носильщики то и дело поворачивались к ней и хмурились. Их лица как бы говорили, что не будь рядом старейшины, то они бы бросили её на ступенях. Мора, мысленно проклиная себя за немощь, терпела сердитые взоры и не отпускала брусья. Её саму злило, что из-за больной спины, приходилось сносить помощь воинов.