Я видел, как живет Италия

Начальник стройки Витторио принадлежит к числу тех итальянцев, которые мне особенно нравятся: высокий, сильный, властный, с обдуманными жестами и речью, со спокойным и мягким взглядом. Неторопливая и спокойная сила. Надежный человек. Скала. Он старый социалист. У него собственное мнение о таких стройках.

— Когда вам плохо, вы принимаете аспирин. Это успокаивает боль, но не излечивает болезнь.

Плавным жестом руки он показывает мне огромное строящееся здание.

— Здесь будут жить четыреста городских детей со слабым здоровьем… из бедных кварталов. Здесь они подлечат свои бронхи. Летом во время каникул детей будет на двести человек больше. В радиусе трех километров отсюда строятся еще четыре таких дома. В Галлио прогорели два роскошных отеля; попы их купили для той же цели. Наш целебный горный воздух вернет здоровье примерно двум тысячам детей. Через десять лет они будут голосовать за Христианско-демократическую партию. И в свою очередь дадут деньги для того, чтобы сюда приехали лечиться и обратились бы в истинную веру другие, сейчас пока еще не родившиеся дети. Non с’è fine ai mali dell’ Italia. (Нет конца бедам Италии.)

— Почему же другие партии не поступают так же?

— Потому что их предложения были бы отклонены, — спокойно, без всякой иронии отвечает он.

Тогда я загоняю его в угол:

— Как же вы относитесь к такому способу борьбы с безработицей? Минимальная зарплата, утвержденная профсоюзами, составляет для чернорабочего 1200–1300 лир в день. А на этих «стройках для рабочих» безработным платят 700 лир. Согласны ли с этим профсоюзы? — спрашиваю я.

— Да, они сами способствуют таким делам, эти профсоюзы! — восклицает он. — А то от этого у них будет gratta-capi (мигрень, неприятности).

— А частные предприниматели? Они не протестуют против конкуренции государства?

— Нисколько. Вероятно, и они так или иначе находят свою выгоду. Власти смотрят сквозь пальцы на некоторые злоупотребления с их стороны. Я тебе — ты мне. Это общее правило.

Он сплевывает на землю.

— В общем-то мне стыдно. Стыдно, потому что все это делается на наши деньги. Потому, что хоть и делается то, что нужно, но делается в действительности не государством.

— За кого вы будете голосовать в воскресенье?

Следует тяжелый вздох.

— За социалистов. За кого же еще голосовать? Это ничего не изменит, но голосовать против них еще хуже.

— А ваша жена?

Он долго смотрит на меня и отчетливо выговаривает:

— На избирательный участок ее отвозит в машине одна дама-патронесса. И моя жена очень гордится этим.

Проходит рабочий с тачкой и робко кланяется нам. Скрюченный и тощий, как гвоздь. Обождав, когда он пройдет, Витторио бросает:

— Что я вам говорил? Большинство здесь такие же, физически истощенные люди. На нормальную стройку их не возьмут. У этого искривление позвоночника, и ему вообще не следовало бы работать. Но у него шестеро детей. Пособие по безработице составляет 250–300 лир в день. Здесь же, по крайней мере, вместе с премией за качество, которую я как начальник стройки могу ему выписать, и включая пособие по многосемейности, он получит 1200 лир. При нормальных условиях рабочий его категории должен был бы получать около 2800 лир. Идемте, я вам представлю еще одного.

Он ведет меня в деревянный барак.

— Вы сейчас увидите повара.

— Разве рабочих кормят?

— Похлебка в полдень.

Повар — маленький, безусый и веселый человек в баскском берете. Его зовут Mose. Моисей? Я спрашиваю:

— Вы еврей?

— Я-то? — Он улыбается всеми своими пустыми деснами. — Потому что меня зовут Моисеем? Ничуть не бывало! Представьте себе, в год моего рождения проливные дожди затопили наш квартал, и моя колыбель поплыла по воде. Понимаете? Вот поп и выдумал. Понимаете? Это чуть-чуть не кончилось очень плохо во время оккупации. Немцы не хотели мне верить. Приходилось спускать штаны…

— Почему? — удивляется Витторио.

Мелко семеня, Мозе пускается в разъяснение таинства обрезания, втолковывая:

— Ну, первое января, осел! День обрезания Иисуса!

И тут Витторио застывает с открытым ртом:

— Как? Иисус был еврей?

Венецианский карнавал

По дороге к Виченце, по укоренившейся за неделю привычке, мы, не выходя из машины, фиксируем наши впечатления. В этих местах колокольни прямые и тонкие. Они увенчаны остроконечными крышами-колпаками на манер сахарной головы и очень отличны от здания церкви. Эти колокольни похожи на наседок, вытянувших шеи, чтобы издали заметить опасность, которая может грозить их выводку.