Я видел, как живет Италия

— В 5 часов утра муж уже на ногах, professo’, чтобы идти на рынок. И после обеда он все в магазине…

— Мне некогда как следует поесть. И подумать только, что когда я женился на этой (он имеет в виду свою жену, этот оборот по-итальянски звучит совсем не обидно), меня упрекали, что я женюсь на деньгах.

Он без ума от своего внука. Он подарил ему три велосипеда сразу, для того чтобы у ребенка, пока он будет расти, всегда был подходящий велосипед.

У наших бывших квартирных хозяев нас ждет такой же восторженный прием. Фудзио и Мария уже накормили нас до отказа, и теперь мы с тревогой смотрим, как для нас накрывают на стол.

— Сколько вы нам дадите времени, чтобы приготовить pasta яиц на пять-шесть!

Мы побывали еще в одном месте. Домик Марио разросся втрое. Мы чуть было не прошли мимо. Марио, едва увидев нас, тотчас узнал — и вот он уже плачет на моем плече. Такая же сцена разыгрывается между его женой и Лиллой.

— Вы уже поели? Я сейчас приготовлю!

Я отдаюсь во власть своей профессиональной любознательности. Мне представляется, что что-то не так в положении этого квалифицированного рабочего с нормальным заработком только в 60 тысяч лир в месяц. Я хорошо помню, его дом был мал. Марио жил тогда с двумя детьми в тесноте. Теперь у него пять жильцов. Прежний домик для одной семьи превратился в доходный дом. Где он достал денег на строительство? На какие средства он приобрел телевизор, холодильник, мебель, кухню новейшего типа? Откуда у него завелись деньги, чтобы платить за обучение сына в университете в Мачерате (100 тысяч лир в год, не считая стоимости учебников)?

На мой вопрос он отвечает, поднимая руки к небу:

— Подрабатывал то тут, то там, взял под закладную… иногда перепадали комиссионные, очень редко. Вы ведь знаете, саrо professore, мы, бедные люди, умеем изворачиваться, не имея почти ничего.

Я поворачиваю штурвал и перехожу к вопросам об условиях жизни, о событиях, о правительстве.

— Как у вас прошло голосование в прошлое воскресенье?

Вся семья, как один человек, голосовала за христианских демократов.

— Это вынужденный ход. А что оставалось делать? Голосовать за коммунистов? Совать голову в петлю. Голосовать за правых? Воскрешать фашизм. Бедные мы, бедные. Представьте себе, теперь эти заставляют нас платить налоги!

Далее следует уже хорошо известная нам обвинительная речь против политики самоотречения, нищеты, взяточничества, увеличения прямых и косвенных налогов, которые выросли до того, что самого господа бога в дрожь кидает! И всюду строят и строят! Приходится выбирать — либо оставаться в пустом доме, либо понижать квартирную плату! А все эти новые дома — это одна декорация, за всем за этим бесконечные долги. Настанет день, когда произойдет катастрофа, все рухнет и…

Лилла неожиданно взрывается.

— Ну и пусть «это» рушится. Пусть разорятся спекулянты, дома-то останутся! А дома — это народное достояние.

У мужа и жены изумленный вид, как у Колумба, открывающего Новый Свет:

— E’vero, e’vero! Это правда! Как подумаешь, пожалуй, мы не такие несчастные! Вы позволите?

И они устремляются к телевизору.

Адриатическая интермедия

Первым сказал нам об этом Пиладэ, нотариус. Ему тотчас стала вторить жена Луиза. Да, у нее было плохо со здоровьем; из-за этого супруги совершили поездку в Чивитанову посоветоваться с Паскуалиной.

Лилла бросает на меня взгляд охотничьей собаки, делающей стойку, и спрашивает как бы мимоходом.

— Эта женщина — врач?

— Нет!

— Знахарка?

— Нет. Не guaritrice[66], она chiaroveggente[67].

Ясновидящая? Ого! Мы сразу настораживаемся и делаем вид, что не верим, чем немедленно вызываем желаемую реакцию. Муж и жена наперебой стараются доказать нам, что мы неправы. Чтобы доводы казались убедительнее, их подкрепляют звучным междометием «А!». Оно должно убить яд сомнения.

— Может быть, вы скажете, что она не впадала в транс, когда исследовала Луизу?

— Она даже потрогала меня всюду, чтобы «лучше видеть»!

— А потом она повернулась ко мне…

— Верно, — перебивает Луиза. — Она посмотрела на Пиладэ и сказала: «Твое положение серьезнее, чем у твоей жены, у тебя смутная голова».

Муж вздыхает и соглашается:

— Да, она сказала, что у меня смутная голова.

Луиза вызывающе глядит на нас. Непорядки в голове мужа для нее факт бесспорный.

Она торжествующе бросает:

— А Тереза? Тереза-то?

Короче говоря, Тереза, жена бармена, стала, оказывается, «сама не своя», но не хотела ехать на консультацию к Паскуалине.

На этом самом месте Пиладэ перебивает супругу. Он поднимает указательный палец, чтобы привлечь наше внимание.

— Дело в том, что она видит все. Абсолютно все… Вот так…

Соединив большой и указательный пальцы, он проводит ими в пространстве идеальную вертикальную линию, без малейшего искривления. А Луиза улыбается, наклоняется вперед для большей конфиденциальности и простодушно подкрепляет сказанное:

— У нее глаза как рентген.

Она продолжает рассказывать.

— Итак, в Чивитанову отправился поездом Карло, бармен. Паскуалина его приняла…

Тут Пиладэ сражает нас самым сильным доводом.