Я возвращаюсь к себе

Прибываем на место. Этот район кишит террористами. Все происходит очень быстро, мы едва успеваем открыть огонь по обозначенным целям, как слышим удары пуль по фюзеляжу. Почти тут же отказывает двигатель. Нас подбили. Крушение неизбежно. Неминуемо. Я знаю, что все кончено. Ничего не могу сделать. Чувствую страшное бессилие. Нет времени даже подумать. Головокружительное падение, жесткий удар. Кресло командира вылетело через лобовое стекло, он недвижим. Рядом с ним Пьер кричит, что нужно выбираться, пока все не вспыхнуло. «Белка» приземлилась в нескольких десятках метров от нас. Они прилетели за нами. В этом безумии никто не размышляет. Мы действуем на инстинктах, как загнанные животные. Потому что так и есть. Джихадисты близко, скоро они придут удостовериться, что мы погибли, и добьют нас. Я подтягиваюсь на руках, чтобы вытащить себя из того, что осталось от кабины, и пытаюсь встать, чтобы помочь командиру. Мое тело не слушается. Я не чувствую ног. Пьеру удалось вытащить Алекса из кресла. Он тащит его к вертолету, тот еще жив. Я не могу ждать, пока он вернется. Второй экипаж уже наверняка заметили. У нас всего пара минут на эвакуацию. С рюкзаком на спине и набитыми карманами я качусь вслед за ними по песку в надежде догнать их, подобраться как можно ближе. Меня охватывает жуткая паника, что им придется улететь без меня, пожертвовать мной, чтобы спасти остальных, не погибнуть всем вместе. Так учат действовать в экстремальных ситуациях. Боль пронзает спину – кажется, она разрывается на тысячу кусков; возможно, я делаю себе только хуже. Смогу ли я снова ходить? Что лучше: спасти половину тела или погибнуть? У меня болит бок, похоже на ожог, в нос бьет жуткий запах взрывчатки и обожженной плоти, песка и горючего. Мне навстречу бежит Пьер, я понимаю, что Алекс в безопасности, и думаю, что, может быть, у нас есть крохотный шанс выбраться живыми. Сквозь шум лопастей из кабины доносится сигнал тревоги. Они уже слишком долго на земле. Нужно взлетать. Немедленно. Паника. Нет времени погрузить меня в кабину. Пьер как может пристраивает меня на опору шасси, кричит, чтобы я держался, и бежит к другому шасси. Взлетаем. Меня мотает во все стороны, как на ярмарочной карусели. В детстве это было веселой игрой. Тут все всерьез. В этой игре на кону наши шкуры. Я держусь на руках, вцепившись в стойку, и на силе воли. Думаю о маме. Это ради нее я держусь. Она уже потеряла мужа на поле боя. Для нее было ударом, что я пошел в армию. Ради нее я отчаянно сопротивляюсь. Через стекло я вижу командира экипажа, пришедшего нам на помощь. Мы смотрим друг на друга. «Держись!» – читаю я в его взгляде. Я прижимаюсь головой к фюзеляжу, чтобы спрятаться от ветра, и подчиняюсь. Я держусь. Мне страшно. Дико страшно. Я уверен, что умру. Может, я уже умер, и это и есть смерть. Еще какое-то время как будто живешь с другими. По инерции, как если спрыгнуть с поезда на ходу. Кинетическая энергия жизни. Но все кажется таким реальным. Слишком реальным. И таким безумным. Я вишу на руках в нескольких десятках метров над землей под шквальным огнем боевиков. Вертолет летит на предельной скорости. Времени нет. Надо как можно быстрее покинуть зону боевых действий. С риском потерять нас в воздухе, меня и моего товарища. По крайней мере, они попытались, это уже очень много. И Алекс в безопасности. Хотя бы один. Они могли вообще улететь без нас, потому что слишком опасно, и никто не предвидел такого развития событий, и не было приказа. Потому что жертв могло быть больше. Но нет! Они вернулись, сели, позволили нам как-то зацепиться. Они делают все, что в их силах, чтобы спасти наши гребаные жизни! Спасти даже одну жизнь – не шутки… А целых три!

В моей – это самые долгие пять минут. Я ни о чем не думаю, кроме того, что надо держаться, несмотря на тряску, ветер, шум, летящие с земли пули, которые время от времени рикошетят совсем рядом со мной. Несмотря на эту пустоту под ногами, зовущую, манящую, засасывающую меня пустоту. Они со смертью в сговоре. Смерть таится на дне всех пустот в мире. Я держусь, чтобы раньше времени не свалиться с вертолета, который доставит нас в безопасную зону. В каком состоянии, не знаю. Знаю только, что мое сердце бьется и я все еще дышу. Пьеру хватило смелости вернуться за мной. Он наверняка тоже ранен после крушения. Я восхищаюсь его силой. Я держусь и ради него тоже. Я не хочу, чтобы маме вручили мою посмертную медаль во дворе парижского Дома инвалидов, речь президента маму точно не утешит, какой бы вдохновенной она ни была.

Поэтому я держусь, хотя руки онемели, уши не слышат, ног как будто нет, а живот превратился в комок страха.

В течение этих бесконечных минут я размышляю, почему я здесь. Я думаю об отце.

Я тоже смелый.

Глава 53 Великий поток жизни

Никогда еще я так не ждал встречи с Дианой.

Я запрещаю себе до бесконечности складывать листок бумаги, который держу в руках, иначе никто не прочтет, что там написано.