Я возвращаюсь к себе

Оправившись от изумления, Адриан заключает ее в нежные объятия. Сколько человечности в этом тоненьком теле. Он вкладывает всю свою нежность в порыв поделиться силами с Капуциной, подзарядить ее. И одновременно подзаряжается сам.

Его никогда еще не обнимали так спонтанно, доверчиво и просто.

Он закрывает глаза, пробуждая все органы чувств. Ощущает запах Капуцины, их тела прижались друг к другу. Момент тишины и покоя. Только стиральная машина урчит в кладовке рядом с кухней.

Никто не хочет первым размыкать объятия.

И вдруг ни с того ни с сего откуда-то из глубины в нем поднимается мощная волна. Он уже не кинолог, а солдат, и то, что он слышит, – не гул стиральной машины, отжимающей белье, а рев вертолета, рассекающего воздух над пустыней. Вспышки образов атакуют его, мелькая перед глазами, как испорченная пленка, на которой не хватает некоторых кадров. Не руки Капуцины обнимают его, а Пьер, обхватив, тащит Адриана по песку. Вокруг кромешная тьма, из которой в любой момент могут появиться джихадисты. «Держись, мы выберемся. Алекс в безопасности в вертолете».

Блум встал и ходит кругами вокруг них.

Сердце Адриана бешено колотится. Его бросает в жар, он покрывается потом и дрожит. Извинившись, он пытается отстраниться от Капуцины, чтобы прогнать своих демонов, но она не разжимает объятия, сильнее прижимая его к себе. Волна накрывает Адриана с головой. Слезы текут из глаз, изо рта вырывается вопль, как три года назад, когда в оглушительном шуме второго вертолета, прилетевшего им на подмогу, он кричал Пьеру, что не чувствует свои ноги. Он заново проживает взрывы снарядов, поразивших вертолет за несколько минут до этого, и неизбежное крушение. Земля приближается с головокружительной скоростью. За секунду до катастрофы в голове проносится мысль о матери. Страшный удар. Неподвижное тело товарища на переднем сиденье.

Он стонет в объятиях Капуцины. Она молча принимает его страдания.

Пьер все тащит Адриана по песку, это продолжается целую вечность. Они попадают под обстрел. Вертолет подает сигнал тревоги, пронзительный и жуткий. Он улетит без них. Все происходит слишком быстро. Все смешалось. Только ощущение бешеной спешки, страха и безумия.

Ноги не держат, Адриан сползает на пол. Капуцина не отпускает его, стоя рядом на коленях. Блум, прижав уши, растерянно смотрит на хозяина.

Адриан рыдает, говорит о запахе. Смесь керосина, жженой резины и обгоревшей кожи – вероятно, его собственной. Невыносимый запах сожженной человеческой плоти, к которому он так и не смог привыкнуть на поле боя. Он приподнимает футболку и показывает длинный шрам от ожога на боку. Капуцина, так же молча, кладет на него ладонь. Нарастает шум лопастей – они приближаются к вертолету. Вихри песка, поднятого в воздух, хлещут по лицу, жгучая боль при каждом движении пронизывает тело, закованное в амуницию. Пьер продолжает разговаривать с ним, чтобы он не сдавался. Потом он помнит, как ухватился за стойку шасси, висел на руках, обмякшие ноги болтались в воздухе. Эта зияющая пустота снится ему в кошмарах. И сейчас он заново переживает этот ужас, несмотря на присутствие Капуцины. Он ощущает тошноту и сильное головокружение.

– Я думал, что умру. Я действительно думал, что мне конец. Но остальные дождались нас. Им было не плевать, понимаешь? Мы что-то значили. Пьер вернулся за мной, хотя они могли взлететь без меня, чтобы спасти свою шкуру. Они пошли на этот риск из-за меня. За эти несколько минут мы несколько раз были на волосок от смерти.

Он плачет от осознания этого. От сплоченности товарищей перед лицом опасности. От огня, который горел в каждом из них в ту ночь и не позволил бросить своих. Тот же огонь горел в нем на перроне вокзала рядом с Капуциной – он требовал протянуть руку помощи тому, кто в ней нуждается.

Адриан делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, обессиленный, опустошенный, изможденный. Капуцина не шелохнулась. Он постепенно приходит в себя, все еще прерывисто дыша, вытирает слезы футболкой.

– Прости. Не знаю, что произошло. На меня вдруг нахлынул поток кошмарных образов. Наверное, это то, что я ищу все эти годы. Воспоминания.

– Которые твой мозг заботливо спрятал от сознания, чтобы тебя защитить?

– Да. Твои руки… Я расслабился, и вдруг от шума стиральной машины во мне что-то переклинило. Извини.

– Не извиняйся. Я тронута.

– Надо записать, пока не забыл, чтобы показать Диане, пока все не улетучилось.

– Или чтобы наконец как следует с этим разобраться.

Капуцина встает и приносит стакан воды. Пододвигает стул, помогает Адриану сесть. Он машинально гладит собаку. Он еще не отошел, он в огне катастрофы, рядом со смертью, до которой был всего один шаг.

– Другие вернулись на фронт, а я нет.

– И что с того?

– У них хватило смелости.

– Смелость бывает разная. У тебя есть право больше не быть смелым на войне.

Адриан уйдет не сразу. Он еще долго будет сидеть на диване с прильнувшей к нему Капуциной, укрывшись толстым пледом, слушая музыку и глядя на далекие вершины гор, припорошенные первым снегом.