Шино Мицуки сам вскрыл грудную клетку Итана, разделив грудную кость. Сердечная мышца сокращалась нормально и не имела признаков контузии. Гроза снаружи усилилась, закрыв стекла операционной густой завесой дождя.
В соседнем помещении другой хирург, которому ассистировала Клэр, вскрыл грудную клетку Селин и начал подключать искусственное кровообращение.
Мицуки препарировал аорту и полые вены, затем остановил сердце Итана при помощи кардиоплегического[75] раствора. И зачем он только позволил втянуть себя в эту историю? Если обнаружится, что он действовал без разрешения, он наверняка пропал. Возможно, даже потеряет свою должность и дипломы.
Хирург, который оперировал Селин, работал под музыку. Он делал это изысканно (или с плохим вкусом, по мнению Мицуки, который так и не оценил бесцеремонность коллеги) и ставил записи известных песен, у которых в названии было слово «сердце»: «Открой свое сердце», «Ты похитила мое сердце», «Сердце в Нью-Йорке».
Мицуки извлек сердце, отделив вены, аорту и легочную артерию и стараясь не повредить синусовый узел, который должен будет обеспечивать сердечный ритм после имплантации. В одно мгновенье он разрушил свою карму и потерял положение, на приобретение которого положил столько лет. И как только он дал втянуть себя в эту операцию? Он верил в свою жизнь, крепко стоявшую на якоре принципов, и в свои убеждения, но его жизнь оказалась подобна жизни других – хрупкой.
В то время как Джо Кокер затянул «Освободи свое сердце», хирург зажал аорту и полые вены, отвечающие за кровообращение Селин с одной и с другой стороны ее сердца. Машина приняла эстафету от сердца и легких, а температура крови была переведена с 37 °C на 26 °C, чтобы сократить потребности в кислороде.
Мицуки погрузил сердце Итана в охлажденный раствор для гипотермии. Затем сам перенес его в смежную комнату и там стал помогать коллегам в продолжении операции.
Проливной дождь обрушивался водопадами, делая больницу похожей на подводную лодку. Клэр извлекла сердце Селин, оставив на месте часть предсердия. Мицуки заботливо поместил в организм молодой женщины сердце Итана. А потом началась сложная операция, состоявшая в том, чтобы соединить ткани, наложить швы на четыре точки соединения, то есть на оба предсердия, на аорту и легочную артерию. Глядя на Клэр, сконцентрированную на своей задаче, Шино вдруг осознал, что именно ради нее он пошел на эту операцию. Чтобы понравиться ей и подняться в ее глазах. Вот уже десять месяцев она работала под его руководством, и он заставлял себя думать, что эта женщина его раздражает, что она неустойчивая и заурядная. Но истина заключалась в том, что он смотрел только на нее и только ее он находил живой, эмоциональной и отзывчивой. А это были именно те качества, которые отсутствовали у него самого. Ему хотелось контролировать свои эмоции, но именно они и настигли его, и теперь это стало большой проблемой.
Сердечной проблемой.
Операция длилась всю ночь.
Очистив трансплантат от воздуха, который в нем оставался, команда медиков восстановила кровообращение. Постепенно сердечная мышца разогрелась и снова начала функционировать.
Было 9 часов 03 минуты, когда электрошок заставил сердце Итана забиться в теле Селин.
Когда Шино Мицуки высунул нос наружу, дождь прекратился, небо стало прозрачным, и яркое солнце блестело в лужах, окружавших металлический трейлер закусочной «Элвис-динер».
Шино толкнул дверь фастфуда и направился к стойке, чтобы заказать два черных кофе. Выходя на стоянку больницы, он заметил Клэр Джулиани, которая курила, опершись на капот своей колымаги, «божьей коровки», перекрашенной в безобразный сиреневый цвет. Он подошел к молодой женщине. Она дрожала от холода и застегнула пальто с воротником, украшенным посеребренными английскими булавками. Она была его противоположностью, полной противоположностью. Культура, религия, образ жизни: что у них вообще может быть общего? Вне всяких сомнений, ничего. И тем не менее…
Шино попробовал улыбнуться и протянул ей стакан с кофе. Клэр посмотрела, нахмурилась, видимо удивленная таким дружеским жестом, непривычным со стороны ее патрона. Шино колебался (без сомнения, он мог стать посмешищем и потерять честь), но собрал всю свою волю в кулак и все же решил погладить жизнь против шерсти:
– Вот уже десять месяцев, как вы пришли в нашу больницу…
Стояло прекрасное осеннее воскресенье.
Нью-Йорк вибрировал, жужжал, содрогался.
В больнице Сент-Джуд, месте сосредоточения всего счастья и всех несчастий, жизнь продолжалась со своей чередой рождений и смертей, выздоровлений и скорбей, ликования и уныния.
Ближе к вечеру в палате интенсивной терапии, когда лучи заходящего солнца засверкали на стеклах, Селин открыла глаза.
36
Жить в огне[76]
Нет случаев, есть только встречи.
Двумя месяцами позже
31 декабря, утро