Чайки кружат и кричат во мраке ночи.
Прямо напротив острова Рузвельта стоит старинное здание, вытянутое в длину, — Институт медэкспертизы Нью-Йорка.
В здании много огромных подвалов.
В одном из этих подвалов есть пустая комната, отгороженная стеной из матового стекла. Комната холодная, освещенная слабым светом. Комната, в которой ощущаются больница, страх, смерть. Наивысшая степень одиночества и человеческого горя.
В этой комнате бок о бок стоят две стальные тележки.
На первой лежит человек, чье тело изрешечено пулями. Он не всегда делал правильный выбор и все-таки заслуживал того, чтобы узнать, почему его убили.
На другой — труп девочки-подростка, часть ее черепа разбита вдребезги. Ее восковое лицо приобрело синюшный оттенок из-за цианоза, ее черты деформированы ужасом насильственной смерти.
Она просила о помощи, но тщетно.
Сегодня им суждено было встретиться, но установить контакт не получилось.
Их остекленевшие глаза, похоже, созерцают какую-то иную реальность.
Что-то неизвестное и опасное.
Место, куда мы все когда-нибудь попадем.
Часть вторая
СРАЖАТЬСЯ
12
ДЕНЬ НАПОДОБИЕ…
Жизнь — большой сюрприз. Возможно, смерть окажется еще большим сюрпризом.
Резкое пробуждение.
Итан наугад метнулся рукой и несколько секунд пытался на ощупь остановить все нарастающий звук будильника.
Испуганный, задыхающийся, трясущийся, как в лихорадке, он тотчас пришел в себя и осмотрелся. На яхте все было спокойно, и красивый позолоченный свет проникал через иллюминаторы. Он у себя, на своей лодке!
Но это же невозможно: в его теле три пули, он грохнулся с тридцатиметровой высоты! Он же умер!
Он проверил дату на часах: суббота, 31 октября.
Он повернул голову — завернутая в одеяло рыжая девушка все так же лежала рядом. Тот же макияж, та же огненная шевелюра, та же россыпь веснушек.
Он вскочил с кровати. Охваченный паникой, поднялся по лестнице, которая вела в салон, а затем вышел на палубу.
Солнце, ветер с моря, крик чаек, первый осенний холод, башни из гранита и стекла, зимний сад, усаженный деревьями, променад с бегунами, море, город, движение…
ЖИЗНЬ!
Сердце колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди. Через несколько секунд паника уступила место эйфории. Сон! Это был просто сон! Все это произошло только у него в голове! Это лишь игра его сознания, обычное отклонение здорово подавленного человека, в последнее время слишком часто мешавшего спиртное с кокаином и антидепрессантами.
Промокшая от пота футболка, сухость во рту, слипающиеся глаза — он рухнул на стулья тикового дерева. Он весь дрожал, по щекам текли слезы. Но его лицо обдувал ветер, и он испытал самое приятное ощущение в мире — быть живым, избежав самого худшего. Эта жуткая химера позволила ему, пусть это оказалось и болезненно, заглянуть внутрь себя. И пришло осознание, которое освободило его от лжи, страха и уловок, которые совсем запутали его существование. И вот жизнь снова приобрела вкус. Она была священна, удивительно богата. И ее нельзя было растрачивать понапрасну. И надо было что-то с ней делать.
Он снова спустился вниз и наскоро принял душ, а его разум был при этом поглощен размышлениями. То есть на самом деле ничего этого не было: ни свадьбы Селин, ни самоубийства девочки, ни встречи с символичными персонажами, воплощавшими судьбу и карму, не было и его собственной смерти! Но что все это могло означать? Он читал Фрейда. И знал, что в снах реализуются потаенные желания, этот механизм играет роль предохранительного клапана для равновесия психики. Однако кошмар, который он только что пережил, казался чем-то более существенным, чем обычное окошко в сферу его бессознательного. И как обычный сон мог оказаться столь реалистичным, столь всеобъемлющим, столь четко выстроенным, при этом дав результат, достойный многолетних психоаналитических сеансов?
Когда он вернулся в каюту, от вида молодой женщины у него мурашки пошли по коже. Если эта спящая красавица — лишь видение, что она делает в это утро в его постели? Так и сяк обдумывая этот вопрос, он пришел к заключению, что сам привел ее накануне и что давешний кошмар был как-то связан с тем, что он делал в пятницу вечером.